В 1987 году она вела войну с какой-то чудовищной то ли химичкой, то ли биологиней. Учительница принадлежала к элите варшавских педагогов, на ее счету было внушительное количество подростковых депрессий, неврозов и попыток самоубийства.
Обсуждая с ней одного из своих пациентов, мама сказала: «Вы беспощадны».
– Какой у тебя богатый словарный запас, – похвалила ее подруга, которой она потом об этом рассказала.
– Мне приходится так выражаться, – объяснила мать. – Не могу же я этой тупой суке сказать, что она – тупая сука.
Мама терроризировала людей, резала им в глаза правду-матку. Не замолкала, когда другим было удобно, чтобы она молчала. Не реагировала на наше «Тсс», «Да ладно, что уж тут», «Не так громко».
Многие называли ее сильной. Пожалуй, это было не так, но она презирала беспомощность. На ее полке стояли «Лекарства современной медицины» (чтобы не обрекать себя на врача). У нее было сто поваренных книг. Блокнот с миллионом телефонных номеров на все случаи жизни. В конце года предпринимались судорожные попытки найти для него сменные блоки, что было не так-то просто из-за какого-то невероятно нетипичного расположения дырочек и скрепляющей пружины. В конце концов раздобыть их удавалось, и блокнот пух от очередных страниц, пока ремешок с кнопкой не переставал застегиваться.
Как сказал дон Альтобелло в третьем «Крестном отце»: «Самый богатый человек – это тот, кто имеет самых влиятельных друзей». Я думаю, он говорил про мастера по починке стиральных машинок и врача, который дает свой домашний номер.
Она учила, что друзья важнее семьи. Что рассчитывать можно только на школьных подруг.
Кроме того, скандалила в киосках. Застав-ляла продавцов вынимать из «Газеты Выборчей» рекламные буклеты. Если те сопротивлялись, то сама трясла газетой – и из нее сыпался дождь листовок, прейскурантов на электротехнику, скидочных купонов и пробников.
Особенно маму раздражали брошюры типа «Святые и чудеса. Часть четвертая: левитация, билокация, исцеления». Таким же пыткам она подвергала периодическую антологию мест паломничеств.
– Но ты не умрешь? – как-то раз спросил я.
– Умру. Все умрут.
– Но ты не умрешь?
– Умру, но только тогда, когда уже не буду тебе нужна.
Мне было пять лет, и поначалу я счел такой ответ удовлетворительным. Переговоры по вопросу смерти – не из легких. Как говорят профсоюзные деятели, я добился максимума из того, что было возможно в данной ситуации. Лишь спустя время я понял, что она поставила мне условие. «Только тогда, когда уже не буду тебе нужна». Ненужная – отмирала. Стопроцентная еврейская мать.