Тара боялась. Не знала, что скажет Иден и как себя поведёт. Да и как теперь самой вести себя с ним девушка тоже не представляла. Всё было так неловко теперь и так странно, что Тара даже пожалела в сердцах о своей выходке с запиской с его именем. Да, она хотела признаться Идену в своих чувствах и уже давно, но в мыслях представляла всё совсем по-другому.
Ей виделось, что они остаются одни в какой-нибудь подходящей романтической обстановке. Она открывает ему своё сердце, и он… хм, со вздохом облегчения и радости «падает к её ногам» с предложением руки и сердца? Ну что-то в роде того. А вышло всё как-то нелепо и сгоряча. Иден рассказал, что никогда не женится, а она со злости выдала свой самый большой секрет, да ещё и в письменном виде. Ужас, а не романтика!
Так, по крайней мере, ей всё это виделось теперь. И сейчас Таре было стыдно и неловко заговорить с ним об этом. Иден же, казалось, намеренно искал встречи. Со своими «предложениями помощи» он тенью бродил по особняку. В первые дни, когда дом ещё не был захвачен в плен предсвадебной суматохой, он по обыкновению пытался перехватить Тару в библиотеке. Но, едва заслышав звук его шагов на лестнице, девушка ловко пряталась за портьерой. Как провинившийся ребёнок, как маленькая преступница. Ну что за стыд!
Иден даже пару раз оставался в доме на ужин – и оба раза Тара ложилась спать голодной. То ей нездоровилось, то голова раскалывалась – леди Коллен даже всерьёз заволновалась, уж не заболела ли она. Врать матери, выдумывая всю эту чушь, было ещё мучительней. Но верхом неловкости девушка считала своё поведение в тот раз, когда Иден постучал в её комнату, желая поговорить. Тара даже дышать перестала. Застыла с гребнем перед зеркалом, словно каменная статуя, с перепуганным взглядом и колотящимся от волнения сердцем. И надеялась только на то, что Иден не решится открыть дверь без позволения.
– Тара, я знаю, что ты там, – слышала она его голос из-за двери. – Открой. Нам нужно поговорить.
У девушки пальцы онемели от того, с какой силой она сжимала гребень для волос в ту минуту, стараясь не издать ни звука. В желудке похолодело, а стук сердца в ушах показался громче церковного колокола.
– Ты же не собираешься бегать от меня вечность? – усмехнулся любимый голос. – Это смешно. Я просто хочу извиниться.