– Давай с нами! – преувеличенно бодро крикнул ему курака. – Нельзя, чтобы хоть одна частица пыли этой проклятой земли, пристанища Супая, сопровождала нас наверх.
Помыли даже сандалии – те, у кого они были, – и, словно именно здесь проходила граница между побережьем и горами, пересекли узкое ущелье, и пустыня и море навсегда остались позади.
Он на мгновение задержался, задрав голову к вершине горы, которая словно гладила небо своими снегами, и у него сжалось сердце – от тоски и от предвкушения: ведь он только что окончательно попрощался с прошлым и уже больше никогда не будет капитаном Алонсо де Молиной.
Когда к ним стал приближаться бегущий часки (разноцветные ленты, его знак отличия, трепетали на ветру), путники почтительно уступили ему дорогу, поскольку того, кто совершит тяжкое преступление: загородит ему проход, задержит или хотя бы заговорит, – ожидало весьма суровое наказание.
Часки жили в крохотных хижинах, расположенных вдоль главных дорог Империи, иногда довольно близко друг от друга, и их единственная задача состояла в том, чтобы днями и неделями терпеливо ждать появления товарища, который передаст послание слово за словом, и тотчас же пуститься в путь, снова и снова повторяя в уме текст, ничего в нем не меняя.
Таким образом новости и приказы могли преодолевать длинные расстояния за весьма короткое время, и Инка, сидя в своем дворце в Куско, всегда был в курсе того, что происходит на бескрайних просторах его обширных владений.
Однако на сей раз, когда с наступлением вечера они с более чем бесконечным терпением совершали восхождение по каменным ступеням лестницы, вырубленной в скале, гонец, бежавший из Тумбеса, не стал их обгонять, а прямо спросил Чабчу Пуси, отвел того на несколько метров в сторону и без запинки проговорил послание, которое ему поручили передать и которое он повторил в последний раз: после этого следовало тут же его забыть.
Лицо кураки, и без того бесстрастное, внезапно словно превратилось в каменную маску, и, отослав часки назад легким мановением руки, он долго размышлял, прежде чем нарочито медленно приблизился к испанцу и хрипло произнес:
– У меня для тебя плохие новости. Очень плохие… Чили Римак приказал убить твоего черного друга и превратил его в «рунантинья».
Алонсо де Молина чуть не потерял сознание: казалось, внутренности ему пронзили каленым железом, – и пришлось тяжело опуститься на ступеньку, не то бы покатился вниз по лестнице.