Сенька-гармонист - страница 2
Удивляясь всему пространству, которое пролетела и ещё предстоит пролететь, она вдруг почувствовала, что теряет ту силу, которой обладала продолжительное время, ту силу веры, благодаря которой, видимо, переоценив свои возможности, бросила вызов самой Вселенной, за которой, вполне возможно, лишь нескончаемое пространство.
«Стоит ли, – подумала она, – лететь туда, чтобы, насладившись этой пустотой, обессиленной угаснуть?..» Устремив пристальный взгляд к ближайшим созвездиям, замедлив стремительный полёт и остановившись неподалёку от них, так и не осуществив свою мечту – долететь до конца Вселенной, она засверкала новорождённой звездой, радуясь, что тоже стала частицей удивительного мироздания.
Осенняя берёзка
Пронизывающий ветер с белыми снежинками и дождём на окраине большого города был столь неприятен нескольким жёлтым листочкам, ещё висевшим на молодой берёзке, росшей неподалёку от автомобильной трассы, что, казалось, вот-вот, окончательно увядшие, отяжелевшие от сырости и обессиленные, они сорвутся с веток и, приземлившись на землю ко всем остальным, печально прошелестят: «Теперь и мы с вами».
Но эти пригорюнившиеся листья, увядшие утончённой вязью, никоим образом не желали покидать свои возлюбленные места. Из последних усилий стараясь остаться там, где они находились, листья с грустью вспоминали очаровательную весну с не менее прекрасным летом. Но, увы, осень, перешагнув за свои пределы в начало декабря, неумолимо приближала их к неизбежному. Оставался просто небольшой промежуток времени – и участь оставшихся будет решена, как и остальных листьев, ранее находившихся на берёзе.
Старая сорока, пристально смотря, перечитывала чудом ещё висевшие листья, устроившись на дорожном знаке «Поворот направо запрещён»:
– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… Позавчера и вчера тоже было восемь, – с некоторой грустью подытожила она. – Значит, всё висите, утихомириться, как остальные, не желаете?..
– Висим, а тебе какое дело до нас? – прошелестел верхний лист.
– Нет, да вы посмотрите на эту бессовестную птицу! – враз зашелестели остальные. – Она нас прямо-таки видеть не желает.
– Грубиянка! Бесчувственная! Бесстыжая! Нет бы пожалеть нас, поддержать, – неслось отовсюду с дерева.
Самый верхний лист, неожиданно сорванный с ветки, ещё не осознав, что он уже обречён, подгоняемый ветром, возмущённо шелестел: