Во второй месяц службы меня поставили работать с женщиной-инструктором и девушкой-новобранцем. Должен признать, я не был в восторге от того, что меня поставили в пару с двумя женщинами-офицерами. Хотя в полиции было много женщин, с которыми мне предстояло работать «в поле».
В середине обхода мы занялись вертикалью одного из зданий, и я спросил офицера полевой подготовки:
– Не хотите пройтись по лестничным клеткам пешком?
– Нет, – ответила она. – Мы поедем на лифте, садись.
Я просто покачал головой, зная, что это ошибка. Учения Сены засели в моей голове накрепко.
Мы приехали на последний этаж, вышли из лифта, и я указал на вход, который хотел взять на себя. Когда мы снова встретились на этаже перед выходом на крышу, я сделал знак офицеру полевой подготовки, как бы сказав ей, что слышал кого-то на крыше со своей стороны. Она кивнула, как бы ответив: «Да, хорошо». Открыв дверь на крышу, я увидел чью-то тень. В следующую секунду в мою голову запустили молоток. Я быстро пригнулся, и он с надсадным звуком ударился о дверь. Моё сердце колотилось, но я умудрился схватить парня и надеть на него наручники. Мои попутчицы подошли ко мне и спросили, что случилось. Я крикнул им в лицо:
– Я же сказал, что здесь кто-то есть! Этот урод бросил мне в голову молоток!
Я снова оказался на волосок от смерти, но мне удалось увернуться. В ту ночь мне повезло.
Помню, как, прохаживаясь с Сеной, я с изумлением наблюдал, как он мастерски крутит полицейскую дубинку. Он научил меня пользоваться дубинкой как азиатский боец. Через несколько месяцев я мог вращать её спереди назад и из стороны в сторону. Подозреваемых, которых мы арестовывали, очень пугал вид палки, крутившейся словно нунчаки.
Ближе к концу моего полевого обучения Сена выразил желание встать в последний раз в пару со мной.
Когда мы шли по Второй авеню и 110-й улице, он сказал строгим низким голосом:
– Пит, ты стал полицейским не в то десятилетие. Ты, что называется, атавизм, возврат к полицейским из шестидесятых и семидесятых годов. Тебе следовало быть копом именно тогда.
Я отшутился:
– Брат, я был ещё ребёнком и таскал шоколадные плитки из кондитерской.
Мы хорошо посмеялись, но затем он повернулся ко мне и сказал:
– Ты один из тех немногих полицейских, которым я позволил бы называть меня братом.