Где туман, там влага и сырость. Попасть во внутрь не стоило практически никаких трудов. Здесь темновато из-за забитых окон, но внутри много всяческой старинной утвари. Я-то всегда был воришкой мелким, нашёл шкатулки с драгоценностями – и наутёк, а вот, если бы удалось продать кому этот бильярдный стол или оленье чучело в стене!
Шкафы и тумбы, небось, ручной резной работы, настоящий антиквариат. Полазив по полкам, правда, обнаружились лишь различные предметы старой одежды, большинство которых изъедены молью или попросту уже даже на ощупь от здешней сырости слиплись и покрылись плесневелым грибком. Мерзость невероятная!
Да уж, каких-то дельных нарядов тут точно не сыскать, и вообще в гостиной при всём разнообразии интерьера на деле-то довольно мало интересного. Пепельницы, которые ничего не стоят, сервизы, которые едва ли из ценного хрусталя, так, стекляшки… Не разбираюсь в этом, чтобы выбрать оттуда что-нибудь.
Ну, тут есть перевёрнутые стеклянные рожки, какие-то полупрозрачные фигурки лебедей, красочные подставки и тяжеленные вазы для фруктов и сладостей, не попру же я их в ломбард, вот ещё! Надо раздобыть что-нибудь куда более востребованное и ценное.
Выцветшие, а скорее всего и изначально сделанные чёрно-белыми в виду своей старины, фотографии в истлевших резных рамках. Вот эта в металлической, мужчина лет тридцати с лысоватым лбом и бакенбардами, в военной форме с тростью или жокейским стэком, чёрт разберёт, что вот это такое. Скорее всего, и есть этот Уэмбли, когда-то бывший последним владельцем дома.
Можно смело двигаться дальше, да и, в конце концов, я могу приходить сюда день за днём выуживая предметы разной степени древности и, что куда важнее, ценности. Унося с собой или хотя бы фотографируя, чтобы предложить старьёвщику в ломбарде.
Лестница наверх почти рассыпалась, мне казалось, что половицы ступенек вот-вот рассыпятся в прах под ногами и провалюсь куда-нибудь в чулан, а то и в подвальное помещение, кишащее крысами, термитами и тараканами, или в какую-нибудь старинную котельную, вымазавшись в саже или рухнув в заплесневелую лужу от пробоины в трубах и нерабочей канализации.
Даже без всех этих кошмаром моего воображения, которые, надо признать, пугали куда больше, чем любые истории о привидениях, здесь повсюду довольно неприятно пахло. Причём эта вонь была сочетанием гнили, запаха плесени, будто бы псины, экскрементов и чего-то ещё, убивающим и удушливым букетом, способная заставить сделать отсюда ноги раньше, чем испугаешься в каком-нибудь затянутом паутиной зеркале собственного отражения, приняв его за неупокоенный мстительный дух.