Когда я встала и умылась, за дверью вновь послышался голосок, на этот раз тоненький.
– Вера! Вот соня! Ты встала, наконец?
Постучавшись, просто ради приличия, Кити тут же заглянула внутрь. Я стояла посреди комнаты в своем ночном платье, чувствуя себя весьма глупо.
Но Кити мой вид, казалось, ничуть не развеселил. Она воскликнула:
– О! Ты ещё не одевалась, вот и славно! Аксинья отгладила для тебя мою запасную гимназическую форму, она может быть тебе несколько велика, но если ты поторопишься, Аксинья успеет ее быстренько подогнать прямо на тебе.
С довольным видом, она подошла ко мне, держа перед собой на вытянутых руках какое-то длинное одеяние. То было чёрное очень скромное платье, когда я его надела, то даже обрадовалась, что, наконец, никаких тесемок и оборок, но обрадовалась я, как выяснилось, преждевременно: к платью прилагался длинный белый фартук, и вот на нем оборочек было хоть отбавляй!
Вздохнув, я позволила Кити себя запаковать, после чего в комнату, пыхтя, вбежала Аксинья, и принялась быстро, истыкивая меня иголками, то тут, то там делать быстрые стежки, и тогда уже платье село, как влитое.
Когда я была готова, мы спустились вместе с Аксиньей в столовую, где та снова принялась хлопотать. Столовая мне понравилась ещё больше, чем та зелёная гостиная, где я впервые встретила Антонину Семеновну. Это была почти совсем круглая комната с тремя высокими окнами, расположенными совсем близко друг к другу, отчего она оказалась вся залита светом (я сразу для себя обозвала столовую верандой). Здесь вдоль стен стояли высокие дубовые буфеты, пахло копченостями и хлебом, а посреди комнаты красовался большой круглый стол с белоснежной скатертью.
За столом ещё никто не сидел, мы с мамой оказались первыми, но Аксинья меня непрерывно поторапливала, поэтому нам пришлось приступить к завтраку, не дожидаясь остальных.
Еда, как и накануне, была восхитительной. И хоть плошка с овсянкой с изюмом поначалу вызывала у меня опасения, я их быстро поборола, памятуя о том, как вкусно все было вчера. Оказалось, не зря! Каша была сдобрена не молоком, а свежими сливками (как мне рассказала мама), что делало ее вкуснее любого десерта. К каше Аксинья подала какао и разогрела вчерашние ватрушки. Впрочем, к ним я прикоснуться не рискнула, мне уже все-таки было не пять лет, следовало следить за фигурой!