Звук выстрела широко прокатился по лесу. Пуля с небрежной эффективностью ударила аккурат над левой передней ногой. Олень сорвался с места и здоровенными прыжками унесся обратно в лес. Я проводил его взглядом и опустил бинокль, широко улыбаясь.
* * *
Десять минут спустя мы стояли над ним. Самец лежал на правом боку с остекленевшими глазами. Это были те же коричневые красивые глаза, но со смертью из них ушла осмысленность. Я взял его за огромные рога, оленья голова подалась, точно бескостная, из носа и рта капала кровь.
– Ты был прав, – сказал я, коснувшись все еще теплого горла. – Это самый большой самец, которого я когда-либо видел. И, уж точно, которого когда-либо добывал. Хотя технически его добыл ты.
Говард прислонил ружье к сосне, снял куртку, закатал рукава на шерстяной рубашке и подтянул штанину. На щиколотке были ножны. Расстегнув их, он достал нож: рукоять из темной древесины со вставкой из бересты, меньше его основного ножа.
И протянул клинок рукоятью вперед.
– Ты серьезно? – Я взял нож. – Спасибо.
А сам подумал: не им ли он надругался над Гилбертом? Мысль, впрочем, не задержалась в голове.
– Надеюсь, мне не придется напоминать…
– Холт, – я начал лыбиться, – плевать я на тебя хотел, когда передо мной лежит столько мяса.
Его глаза горели, но этот огонь был ледяным – цинковые белила, которые нанесли на холст толстым мазком, а остатки подобрали мастихином. Я не мог больше выносить их немигающей пристальности и отвел взгляд.
Нож идеально лег в ладонь; до него этим могли похвастаться три вещи: мой охотничий нож, бутылка и кувалда.
– Если правая рука – то, кто ты есть, – негромко заметил Холт, – то левая – то, чему ты научился.
Ухмыльнувшись, я переложил нож в левую руку. Рассекая мышцы брюшины оленя, сделал надрез от ануса до горла и вывалил в снег внутренности, тут же протопившие в нем углубление; от них шел пар.
* * *
Верхушки деревьев напоминали зажженные факелы, тени наполняли впадины в снегу. Когда солнце опустилось ниже, тени расползлись, словно змеи, и лес накрыла глубокая тишина. К тому моменту мы вырезали все, что могли унести: в первую очередь филей, расположенный параллельно хребту, в последнюю – окорок.
– Из него мог бы выйти превосходный охотничий трофей, – заметил я. В паутине ветвей запутались глухие декабрьские сумерки. В ускользающем свете мои руки были темными от крови, рукава флиски одеревенели. Воспитание в себе аккуратности требует волевых усилий, а мне сила воли нужна была для других задач. – Мы оставим его так?