Первым делом он заглянул в холодную
подсобку, заваленную старой аппаратурой. Здесь среди разного хлама
хранился кое-какой инструмент. Подобрав топор и небольшой ржавый
ломик, капитан вернулся в зал и вскрыл комнату начальника. В
письменном столе он нашел початую бутылку водки, налил себе
полстакана, выпил залпом.
Сразу сделалось спокойней. Пришло
понимание, что он всё делает верно.
Прав был полковник Пригожев – надо
бежать в сопки! Подальше от людей, подальше от болезни, от заразы.
Но хорошо бы прежде разжиться оружием. Склады рядом, и они,
возможно, уже не охраняются. Заглянуть туда, проверить? Или проще
взять автоматы на КПП? А если бойцы там еще живы? Позвать их с
собой? Не пойдут ведь, они-то не знают того, что известно
ему!..
Капитан Рыбников сдвинул полотнище
светомаскировки, выглянул в окно, забранное железной решеткой.
Темно - хоть глаз выколи! Только
далеко за забором светятся окна гарнизона.
Может, всё не так плохо?
В любом случае – осторожность не
помешает!
Капитан Рыбников поправил
светомаскировку, вернулся в темный коридор, где стоял большой шкаф,
на антресолях которого ждали своего часа «тревожные чемоданы» всего
отдела. Здесь же хранились ОЗК и противогазы. Рыбников вытряхнул
всю груду на пол, нашел свой комплект, разложил на полу.
Представил, как будут над ним потешаться, если потом выяснится, что
недавний разговор – пьяный бред полковника.
Или идиотский розыгрыш. Были уже
случаи, да...
Поколебавшись, капитан Рыбников
вернулся на пост и попытался вызвать командный пункт, штаб и
приёмный центр.
Ему никто не ответил.
Тогда он взял телефонную трубку и
попробовал куда-нибудь дозвониться. Получилось с восьмого раза.
- Эй, кто там? – спросил капитан
Рыбников, явственно слыша в трубке чье-то частое дыхание. Он уже не
помнил, чей номер набирал.
Так и не добившись ответа, он повесил
трубку.
- Ну ладно, - сказал капитан Рыбников
вслух. - Приказ есть приказ. Буду уходить.
Закутавшись в ОЗК, натянув
противогаз, взяв в одну руку фонарь, а в другую топор, капитан
вышел в тамбур. Перед тем как отодвинуть засов, он заглянул в
дверной глазок. Ночь была тёмная, но глухую жёлтую стену приёмного
центра напротив всё же можно было разглядеть – она была как экран.
И на нём – на этом экране – двигались какие-то нелепые уродливые
тени.