Люди в горах. Рассказы - страница 52

Шрифт
Интервал


Мои мысли прерывает открывающийся занавес. На сцене слева в углу как-то незаметно стоит рояль. В глубине сцены с одной стороны – сухой деревенский плетень, на котором несколько глиняных горшков и лапти, а с другой стороны – нарядная вешалка, на которой висит чёрный цилиндр, белое кашне и перчатки. И всё…

Потом выходит пианист, кланяется, садится за рояль… И вот знакомая мелодия уже плывёт по залу, это как бы увертюра к тому, что произойдёт потом :

В том краю, где жёлтая крапива
И сухой плетень,
Приютились к вербам сиротливо
Избы деревень…

Музыка ненавязчиво льётся, пианист импровизирует, не уходя далеко от основной мелодии…

Незаметно рядом с роялем появляется артист – молодой 30 – летний блондин, до удивления похожий на Есенина. Он медленно выходит на середину сцены, сопровождаемый музыкой, и начинает рассказывать как бы всё о себе :

– Родился в 1895 году 21 сентября в Рязанской губернии, в селе Константинове…

Актёр в белой косоворотке, подпоясанной узким ремешком, в чёрных шароварах, заправленных в мягкие сапоги, садится на ступеньки сцены и говорит :

Родился я с песнями в травном одеяле,

Зори меня вешние в радугу свивали.

Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,

Сутемень колдовская счастье мне пророчит…


Рядом со мной женщина что-то тихо объясняет на ухо своей внучке, а рояль то наполняет весь огромный зал звуками, то еле шепчет что-то в своём углу. Есенин продолжает рассказывать о себе :

– С двух лет был отдан на воспитание деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трёх с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку…

Артист говорит, а у меня в памяти моё детство. Мне пять лет. Я у деда в деревне Микулино. Мои озорные дядья подарили мне нагайку и посадили на неоседланную лошадь. Я ударил нагайкой, и лошадь понесла. Я и мои родители страшно перепугались, но всё обошлось…

На сцене Есенин то подходит к плетню, то к роялю, который внезапно умолкает, и продолжает свой рассказ:

– Среди мальчишек я всегда был коноводом и большим драчуном… Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16 – 17 годам… К стихам расположили песни, которые я слышал…, а отец мой даже слагал их.