– Ты смерть?
– Нет, но многие нас путают. Спасибо за позволение прикоснуться к тебе, мой дорогой друг. Ты не представляешь, другим достаточно лизать мне яйца, из которых вырастут потом мухи и будут ими питаться. Но ты решил по другому.
И тут я подумал – у этой омерзительной жирной хари могут быть яйца?
Что дальше? Искать толстую кишку, чтобы глотать на потеху собственному телу. Скакать по улицам Парижа саранчой, пугая публику своим неприлично приличным видом. Кланяться старухам и фыркать в сторону прекрасных дам. Быстро, быстро! Рывком, рывком! Перевести часы на двенадцать, вскочить на стрелку и ждать. Чего? Всех позвать на великий пир, чтобы потом заблевать их… Тоска. И трупы кругом. Множество одиноких трупов, сочащихся гноем желаний. Вот что застыло в моих глазах и гложет непрестанно изнутри – бездна с неоконченным сюжетом, и потому я буду падать в нее вечно. Падать, барахтаясь в ней и смеясь безумным смехом, словно нашедший четвертак бродяга. Я одинок не снаружи, но в сущности таков.
Я умер? Нет, ты все еще жив. Проклятье!
***
В центральной части города на углу Французского квартала и Канал стрит, не освещенном фонарями, в бледных и скользких лучах неона стоял невзрачный бар с вывеской у двери «Полночный скелет большой летучей мыши», которым заведовал Винсент: высокий, угрюмый бармен, который предпочитал носить старые ухоженные костюмы или черные рубашки с задранными до локтей рукавами, обнажавшими его могучие белые руки в сплетении синих вен. Он любил скрещивать руки у себя на груди и внимательно слушать своего собеседника, которым мог быть совершенно кто угодно. Однако если взгляд Винсента ложился на тебя, тебе становилось немного не комфортно, словно он искал в тебе изъян, которым хотел упиться. Длинные черные волосы всегда лежали у него за спиной и делали его строгим и привлекательным. Глаза с холодным блеском никогда не имели огня, тебе было холодно в них, но одновременно приятно. Он не выдавал своих чувств, словно не имел их, хотя порой бывали моменты когда легкая улыбка проскальзывала на губах Винсента или циничная усмешка, от которой ты даже и не понимал: радоваться или тосковать.
Временами я бывал в Полночной мыши, пропуская по стаканчику виски. Но приходил вовсе не из-за выпивки – я любил выступать в этом баре. Сочинял музыкальные композиции, писал тексты песен, которые зарождались спонтанно, когда я садился играть на гитаре, избирая чувства, как метод борьбы и способ познания, способ изменить порядок вещей.