– Ростан, – мама проговорила еле слышно, уставившись в тарелку. Лис буравила ее глазами, когда та обратилась к отцу, и две пары глаз теперь устремились на него, – ты же не мог так поступить? Как ты посмел дать мое согласие?
– Ты вчера не присутствовала на Совете, поэтому я воспользовался правом единого семейного решения. Все согласно нашему с тобой соглашению «глас моего мужа – мой глас» и наоборот. – Отец наморщил лоб и продолжил, словно кого-то интересовали подробности этого скотства. – Все случилось неожиданно. Мы обсуждали чистокровных… Как известно, многие тянут время с запечатлением. И так уж вышло, что мне пришла в голову эта идея. Все остальные члены Совета основателей меня поддержали.
Мама все еще буравила отца взглядом, потом аккуратно отделила кусочек ветчины и наколола его на вилку.
– Еще раз, позволишь себе подобную спонтанную идею Ростан, и я нанижу тебя на вилку, как эту ветчину! Или может она и вовсе не была спонтанной, а? – мама уставилась на бабушку. – Вы же это вместе продумали, не так ли? Вам следовало изначально обсудить этот вопрос со мной!
– Тебя в серьез волнует только тот факт, что мой братец не посоветовался с тобой?! Нужно собрать Совет и объявить, что ты была не в курсе подобного решения, что ты «против»!
– Это могла сделать и ты, сестра, если бы не вышла из Совета, – папа ухмыльнулся, – твой голос мог стать решающим.
Лис посмотрела на него с отвращением.
Что до меня, я наблюдала за этой картиной не в силах вставить ни слова. Когда мне стало нечем дышать, я поняла, что давлюсь безмолвными слезами.
Я верила в то, у меня будет время. Год, два, пять, десять, неважно, но оно будет. Возможно, даже у меня появятся чувства к одному из кандидатов. Со временем все меняется. Если же этого не произойдет, я последую примеру тети и оттяну время до тридцати. А что теперь? Что? Отец одним предложением похоронил мои надежды. А мама… Она же должна стоять за меня. Должна, но не стала.
– Не-е-е-е-т… – я закричала, сгибаясь пополам. Кричала, пока не закончился воздух в легких.
Казалось, что сейчас разлетится вся фарфоровая посуда. Я кричала от безысходности, от боли которую причинили мне самые дорогие люди, кричала, но никто из них так и не произнес ни слова. Не подошел, не обнял, не сказал, что все это злая шутка или розыгрыш.