- У тебя есть другое предложение? Я слушаю, - невозмутимо сказал
Димка.
Если не делать ничего, спокойный кокон может продлиться до
недели. Если использовать разрешённые активизирующие препараты,
можно разбудить кикимору в пределах суток, реже двух. А ментолин
рвёт кокон практически сразу. Но это жестокая физическая пытка,
поэтому ментолин для применения в дружине официально запрещён. Если
сейчас вколоть Корышеву этот шприц, крючить и колбасить его будет
очень жёстко. Но Макс... Мой Макс попал в беду, и есть ли у меня
выбор?
- Хорошо, Дима. Нет других предложений. Коли.
Баринов ободряюще улыбнулся мне, снова склонился над кикиморой и
сделал укол.
Убрав использованный шприц обратно в коробочку, Димка взглянул
на меня серьёзно:
- Лада, ты не выдавай меня, договорились?
- Я знаю, что некоторые ребята достают где-то эту дрянь и
применяют. Марецкий, например. Но чтобы ты?!
Баринов не смутился, только стал ещё серьёзнее:
- Иногда в нашем деле без этой дряни не обойтись. Вот как
сейчас, например. Не выдашь?
- Я с Карпенко не секретничаю, - отрезала я.
- Да Карпенко-то знает, - хмуро отозвался Баринов. – Ты Айболиту
нашему не рассказывай. Мне будет стыдно ему в глаза смотреть.
Я только кивнула. Вот не мне теперь Димке мораль читать.
Баринов глянул на экран тонометра.
- Ребята! – окликнул он своих напарников. – Давайте сюда.
Парни подошли, опустились на пол по бокам от Корышева.
- Это вторая группа, не забывайте об этом, - строго сказал
Баринов. – Не зеваем и не расслабляемся. Особенно тебя, Дэн,
касается… Внимание, параметры критические.
Баринов встал над кикиморой на колени, потом уселся ему на ноги.
Напарники таким же способом зафиксировали Корышеву руки.
- Давление поползло, - предупредил Баринов и поправил тонометр
на кикиморе, повернул так, чтобы экран не разбился, если руку
сильно трясти будет. – Всё, ребята, работаем.
Они замерли, прижимая к полу совершенно безжизненное тело.
И тут Корышев дёрнулся. Потом ещё и ещё раз, всё чаще и чаще.
Его тело напряглось и выгнулось на несколько секунд, а потом
обмякло. Но дружинников не проведёшь, они своё дело знают. Парни
ещё сильнее навалились на кикимору.
Корышев размеренно задышал. Вдох у него был бесшумный, а выдох
сильный и хриплый, словно у тяжёлого астматика. И выдохи
становились всё громче и отчаяннее, словно он хотел сбросить
держащих его парней. Но он не хотел. Он пока ничего не хотел. Ему
было больно, его мучили парализующие судороги по всему телу.