– Не стоит извиняться – нас ведь толком не представили. Меня зовут Гарриет Бакстер. Но прошу вас, зовите меня Гарриет.
– Точно, Гарриет. Очень приятно.
Он пожал мне руку. Это был прекрасный миг: Нед впервые произнес мое имя и улыбнулся, искренне и слегка смущенно. У него были грустные синие глаза редчайшего оттенка – тогда я не могла его определить, но сейчас, по прошествии лет, назвала бы лазурным.
Он отнял руку; опустив глаза, я увидела его крепкое запястье, а затем – карандашный набросок воздушного шара на манжете. Видимо, Нед как раз рисовал его, когда мне издали казалось, будто он теребит часы или запонку. Может, это и глупо, но мысль, что он не пожалел манжета ради эскиза, привела меня в восторг. Такое равнодушие к внешнему лоску и беспечное отношение к условностям были для меня словно глоток свежего воздуха.
Мы снова зашагали вперед и вскоре увидели большую толпу перед главным зданием. Людей было много даже для субботы. Мы направились к Восточному дворцу. По пути Нед постоянно оглядывался по сторонам.
– Очень интересно, что вы рисуете Выставку, – сказала я. – Такая богатая тема. Городской пейзаж. Дым. Горожане. Толпы.
– Да, – с сомнением отозвался Нед. – Вот только никто не покупает картины с городскими сюжетами. Все любят стога сена и деревенские сады. А мне нужно зарабатывать на жизнь, мисс Бакстер, ведь у меня семья.
Мне вспомнилась недавняя сцена, когда брат просил у Неда деньги. Интересно, подобное повторяется регулярно? Судя по манере Кеннета одеваться, для удовлетворения его вкусов нужны немалые средства. А сколько еще человек у Неда на содержании? Его мать – вдовица; Мейбл не замужем; а еще Энни с дочерьми… И всех необходимо кормить и одевать.
– Наверное, к вашему кошельку часто обращаются, – заметила я.
Нед не ответил. Обернувшись к нему, я обнаружила, что он смотрит на мужчину, сидящего перед мольбертом на траве, неподалеку от «Какао-хауса» – на моем недавнем наблюдательном пункте. Судя по всему, художник – коренастый лысеющий тип – рисовал толпу людей у дворца. От солнца его закрывал белый зонт. Несколько зрителей наблюдали за работой на почтительном расстоянии.
Нед сердито взглянул на художника.
– Это мистер Гамильтон? – несмело спросила я.
– Нет, – пробормотал Нед. – Это Лавери – вот досада.
Он зашагал по газону с такой яростной решимостью, будто собирался ударить художника и растоптать его мольберт. Я испуганно бросилась вдогонку, но ничего страшного не произошло (да и не могло произойти – Нед всегда был миролюбив). Он всего лишь смерил художника ледяным взглядом, фыркнул и сухо сказал: