– Алексей Павлыч! Да что ж ты спишь? Ведь тебе ехать пора! – будит уж в свою очередь жена мужа.
– Третий раз их бужу и все без толку, – присоединяет свой голос горничная. – А потом меня же ругать будут, что не разбудила.
– Вставай, Алексей Павлыч, что это, в самом деле, не можешь проснуться!
– Встаю, встаю! О-хо-хо-хо-хо! Боже мой, как голова тяжела!
– Меньше бы по гостям шлялся. Шутка ли, вчера до двух часов у Ивана Егорыча… – пилит его жена.
– Да ведь уж только и утешение в эту погоду, что повинтить. Матрена! Какая сегодня погода? – кричит он горничной. – Кажется, дождь?
– Дождь как из ведра, и только сейчас немножко перестал.
– О господи! Вот наказание-то! Неделю целую льет.
– Да уж в Самсоньев день начался, так смело ждите на три недели.
– Типун бы тебе на язык.
– Да ведь уж примета такая. Я-то тут при чем? У меня вон даже над кроватью сегодня ночью с потолка капало. Я уж передвигалась и таз под капель подставила. Сенокос-то теперь у кого, так как плачутся. Не замолили Самсонья-батюшку.
Всклокоченная голова барина выглядывает из-за двери и берет стоящие у двери только что вычищенные сапоги.
– Не просушила сапог-то, – бормочет он.
– Да на чем же просушить-то? Ночью пришли из гостей. Ведь уж плита была остывши.
– Я говорила тебе вчера, что не следовало на этот проклятый винт шляться, – шпигует барина жена.
– Слышали уж, слышали! – откликается тот. – Матрена! Пальто-то мое непромокаемое высохло ли?
– Откуда же ему высохнуть! – говорит горничная.
– О, жизнь треклятая! Во все мокрое должен одеваться. Анна Алексеевна! Смотри-ка, сорочка-то крахмальная… Вся, вся отсырела… Ну, и сапоги на ногу не лезут!
Барин кряхтит.
– Надень другие… – советует барыня.
– Другие прорвавшись. А новые проклятый сапожник третью неделю сделать не может.
Опять кряхтение.
– Надел… наконец, – бормочет он. – Батюшки! Да и платье совсем сырое! – Матрена! Заварила мне чай?
– Даже перекипел уж. Вставайте, барин. Половина восьмого. Соседский барин побежал уж на железную дорогу.
– Налей мне стакан чаю, и пусть остынет, а то я обжигаться буду.
Слышен всплеск воды. Барин умывается. Горничная продолжает убирать комнату и сквозь дверь рассказывает:
– Соседский студент поехал давеча на велосипеде и вернулся, а коня в поводу ведет. Завяз со своей машиной у нас в улице. Так и не мог выехать. Грязища – страсть. Кухарка пошла за молоком в калошах, стала переходить улицу и калоши в грязи завязила. Вернулась с молоком и калоши в руке несет.