– Ха-ха-ха! Воображаю я вас в белом женском пеньюаре! – хохотал усач.
Поезд убавлял ход и подходил к следующей платформе. На платформе толпились отправляющиеся в город дачники и пришедшие их проводить жены и дети с няньками и мамками.
II
Поезд, убавив ход, стремится к дачной платформе. На платформе, среди отправляющихся в службу дачников, начинается прощание с пришедшими их проводить женами и детьми.
– Прощай, Пьер… – говорит бесцветная блондинка мужу, средних лет толстенькому и коротенькому человеку с бородкой, облеченному в пальто-крылатку, из-под которой выглядывает вицмундир с золотыми пуговицами. – Сегодня, стало быть, домой обедать не приедешь? – спрашивает она, чмокая его в щеку.
– Да ведь где же… если вечером в восемь часов комиссия, – отвечает муж, перекладывая с руки на руку свой портфель.
– Ах, как я не люблю, когда ты дома не обедаешь!
– Да ведь служба… Ты радоваться должна, что я назначен в комиссию. Потом получу что-нибудь из остаточных сумм за это.
– Ну, что! Крохи!
– Все лучше, чем ничего. Тебе зимой надо крыть меховую ротонду – вот на ротонду и хватит. Однако прощай… Надо садиться. Не подходи близко к вагонам, не подходи.
– Ты на последнем вернешься?
– На последнем. Прощай. Держи Шурку-то за руку. А то он как бы не сунулся.
– Простись с ребенком-то хорошенько. Ах, отец!
– Да ведь уж простился. Боже мой, как второй-то класс набит!
Толстенький и коротенький человек влезает в вагон и через несколько времени появляется у открытого окошка. Жена подходит к окну.
– Не подходи близко, не подходи… Сейчас поезд тронется, – говорит он.
– Не забудь привезти бисквит и ваксы, – напоминает она.
– Да, да… У меня записано.
– И обойных гвоздей…
– Записано.
– Выгляни-ка из окошка хорошенько.
– Что такое?
– Высунься. Я хочу тебе что-то сказать.
Муж выставляется в окно. Жена приближается к нему и шепчет:
– Будешь обедать в ресторане, так не пей много.
– Да что ты! Ведь у нас вечером комиссия.
– И прошлый раз была комиссия, однако от тебя как пахло!
– Да полно, матушка.
Звонок. Поезд тихо трогается.
– Бисквит, ваксы, гвоздей, пудры и шелковых шнурков для корсета! – еще раз напоминает жена.
– Знаю, знаю.
Толстенький и коротенький человек отходит от окна и садится.
– Все комиссии супруги правите? – спрашивает его высокий тощий брюнет, укладывая в сетку пакет, завернутый в газетную бумагу.