– Запутаешься и на поезд опоздаешь.
– А велика беда? Ну, телеграмму жене пошлете, что так и так, за поздним временем…
– С ума сойдет, крышу с дома снимет, бесновавшись.
– Приучать надо. А в крайнем случае возьмем в складчину троечную коляску и в коляске… Ведь обратно-то всем по дороге.
– Это еще хуже. Начнет меня бранить, что на коляску деньги бросил. Надо на поезд поспеть. Да я поспею.
– Так будете в «Аркадии»?
– Я думаю. Куда же иначе-то? Куда ни поезжай, а в «Аркадии» будешь.
– Чего вы с обузой-то этой таскаетесь? – Тощий брюнет кивнул на портфель.
– Нельзя… Это внушительнее. Отвод глаз делает, – отвечал толстенький человек.
– Поди, ведь старые газеты?
– Все тут. А на обратном пути он у меня служит складочным местом для закупок. Ведь вот сегодня ночью надо привезти гвоздей, бисквит, ваксы, шнурков…
– Послушайте… Тогда уж и пообедаем вместе. Приезжайте к пяти часам в ресторан на Черную речку. Знаете?..
– Хорошо, хорошо. Как не знать…
Поезд подходит к следующей дачной платформе и останавливается.
III
Поезд только что подошел к дачной платформе. Ожидавшие его пассажиры тотчас же вскочили в вагоны и стали размещаться по свободным местам.
Вот в проходе между местами протискивается бородач в светлом сером пальто и в такового же цвета шляпе. Слева у него портфель под мышкой, справа корзинка в руке, покрытая бумагой и обвязанная веревкой.
– Позвольте, господа… Пардон… Дайте пройти… Виноват… – бормочет он.
– Батюшки! Кондратий Михайлыч… И с какими поносками! – слышится сбоку, и средних лет одутловатый человек в пальто-крылатке приподнимает с головы форменную фуражку с зеленым кантом.
– А! Максим Гаврилыч! Около вас место свободное?
– Свободное, свободное. Садитесь.
Бородач в светло-сером пальто начинает усаживаться, ставя корзинку в сетку.
– И что эта проклятая дорога скупится на вагоны! – ропщет он. – В третий вагон вхожу – и все переполнено. В заднем вагоне так даже приткнуться негде. На дыбах стоят. Сейчас для дамы согнали с места какого-то гимназиста. А ведь гимназист тоже деньги платит.
– Вечная история. Но вопиять можете сколько угодно – им все равно что к стене горох, – говорит форменная фуражка, смотрит на корзинку, обвязанную бумагой, и прибавляет: – А вы не только что из Петербурга на дачу, но даже и с дачи в Петербург с поносками.