И ушел вечер, и наступила ночь.
В подавленном состоянии, полном невыносимой жалости к самому себе, с потерей всех жизненных импульсов, если так можно выразиться, я молча брел по ночному Тбилиси. Почему-то потащился прочь от враждебного уже вокзала, не оправдавшего моих последних надежд на мирный отъезд. Я шел по какой-то небольшой улочке, а может, она мне только казалось небольшой, ведь все равно была ночь, и точное представление о расстоянии терялось в темноте.
Машинально взглянул на уцелевшие часы. Было ровно 12 часов ночи. Присел на какие-то ступеньки у входа в закрытый магазин. И начал вяло обдумывать свое безнадежное положение. Ничего конкретного и даже мало-мальски разумного в голову не приходило. Мысли озабоченно толпились, снова и снова возвращаясь к последним событиям, но не находили себе пристанища и по замкнутому кругу крутились, вертелись, возвращались к безысходности, все больше запугивая мою пропитую и загнанную несчастьями натуру. И только злая мысль: «Ну что? Допился!» – довольно трезво и справедливо возвращала к реальности и не давала окончательно поддаться панике и – чего доброго – «сесть на коня».
И тут случилось то, что иначе как вмешательством Высших Сил не назвать.
Было так. Мимо проезжала какая-то грузовая машина. Вдруг она притормозила у моей скрюченной фигуры, и из кабинки водителя вышел человек.
– Почему сидишь здесь, так поздно и один? – спросил по-русски водитель, мужчина средних лет, и, приглядевшись внимательнее, добавил: – Может, тебе помочь?
– Мне уже никто не поможет, – сказал я в отчаянии, имея в виду свою бездарную и трагически-пьяную судьбу.
И тут меня захлестнула волна жалости к самому себе, и я – беспорядочно, как-то мозаично, сбивчиво – попытался рассказать этому ночному прохожему о своей нелепой жизни. Слезы душили меня, но ни одна не вылилась, они были все же далекими от настоящего покаяния, которое придет позже, много позже…
– Садысь ко мне в машину, – вдруг сказал ночной незнакомец, видя мою растерянность, – лезь в кабину, – добавил он, поняв, что я не ориентируюсь в его грузовике, в котором, помимо кабины, мест не было.
Это предложение вначале напугало меня больше, чем мое тогдашнее положение человека, потерявшего в жизни все… Два предыдущих грабежа происходили совершенно неожиданно, а последствия их осознавались уже постфактум. Теперь же ожидаемое скверное я мог уже предположить.