– Мне нужен молоток или чья-нибудь тупая голова, – проинформировал я слушающее окружение. – Хорхе…
– Молоток не знаю, сеньор, а дебилов вокруг полно. Найду влегкую. Тащить?
– Я тебе найду, сучий консильери! – озлился голос из шлема. – Твоей родни дальней и близкой у меня тоже полным-полном в личном холодильнике для мороженого!
– Не верь ему, Хорхе, – усмехнулся я. – Даже если он говорит правду – не верь. С таким, как он, договориться невозможно.
– А тебе откуда знать? – осведомился Первый. – Ведь ты считаешь меня фальшивкой.
– Верно.
– Тогда я – не он.
– Верно.
– Тогда ты нихера не знаешь меня! Я для тебя фактор непредсказуемый…
– Даже если ты говоришь правду о родне в морозилке…
– Бережно завернутой в блестящие фантики от пломбира с клубничной сочной начинкой…
– То все эти гоблины старательно разбросаны по миру и спрятаны в глубоких подвалах миров-убежищ. У тебя нет к ним доступа.
– Тут ты ошибаешься, Оди. Не спорю, что такие упертые властные суки, как Камальдула, правят немалым числом убежищ, но… есть и те, с кем у меня налажены теплые сексуальные отношения.
– Пусть так. Все равно посрать на твои угрозы. Ведь если ты все же тот, за кого себя выдаешь…
– Ну наконец-то!
– Или ты хотя бы часть его…
– Ха!
– То ты всегда поступаешь по-своему… Ты можешь пообещать сохранить жизнь каждого из родичей, широко улыбаясь просящему и одновременно отдавая через нейрочип приказ о немедленной казни.
– В этом мы с тобой похожи, Оди. Ты мясник и я мясник… может, хватит ласково слизывать друг с дружки подтухший мясной сок? Друзьями нам все равно никогда не стать…
– Ты же говорил, что мы друзья…
– Были ими, – согласился голос из шлема. – Были… И, может, даже все еще ими остаемся… Но это как пойдет… и есть у меня, сука, недоброе ощущение, что сегодня последний день нашей с тобой дружбы… до того момента, пока я опять не сотру тебе память… Может, потому я вдруг начал разговаривать в вашем разбитном сраном стиле мнящих себя крутыми упырков? Тугие комочки в однородной говнослизи…
– Болтай… болтай…
– Какой же ты упертый… не хочешь признать, что ты всего лишь зазубренный старый скальпель в моей окровавленной руке…
– Ты всего лишь хрипящий голос из смятой консервной банки… И тебе давно пора перейти к делу.
– Иначе что? – с нескрываемой насмешкой вопросил голос фальшивого Первого. – Огорчишься, развернешься и уйдешь? Покинешь к херам Формоз и вернешься к исследованию и прополке очищенного от человеческой проказы мира?