Вообще, его размышления о жизни и природе разума всегда были столь глубоки и столь же скрыты от постороннего наблюдателя, что практически невозможно было ожидать от него непредсказуемости. Он был чертовски предсказуем, как и любой увлечённый чем-то человек.
Как часто можно было не ожидать ответного письма или визита, предугадывая бессмысленность призыва встретиться, разбивающегося о безукоризненную аналитику чёрно-белого видения мира, ложно подсказывающую ему цель и будущее встречи.
Были времена, когда и по чёрным поводам он рад был встретиться, а были и те, когда он не отвечал неделями, объявляя себя вдруг абсолютным трезвенником.