Кажется, их пути разошлись навсегда. Однако в октябре 1957-го они оба приезжают по приглашению на большую конференцию в Вупперталь, и тут чувство вдруг прорывается в них, разгорается с новой силой – после конференции они вместе оказываются в Кёльне, всего на один день и на одну ночь. Вернувшись через три дня в Париж, Целан теперь чуть ли не каждый день пишет Бахман, шлет ей свои стихи: “Читай, Ингеборг, читай: для тебя, Ингеборг, для тебя”. Теперь уже Целан – алчущая встречи и близости сторона, теперь наступило его “время сердца”: “…Ты для меня – основа жизни, между прочим и потому, что была и остаешься оправданием моего говорения. <…> Знаешь, что я теперь снова могу говорить (и писать)?”
Она отвечает ему, но между ними – Жизель Лестранж, жена Целана, и маленький Эрик, его сын. Редкие и короткие встречи во время поездок с чтением стихов и письма, письма, письма: “Я еще раз выглянул из окна вагона, и ты тоже оглянулась, но поезд был уже далеко. / И тут что-то навалилось, сдавило горло с неистовой силой”. И в ответ: “Каждый новый день теперь для меня – лишь отзвук [нашей встречи]. Но прошу, не избегай теперь Жизели из-за меня. <…> Кого, как не ее, благодарить нам теперь?”
Через год, осенью 1958-го, Бахман переезжает к Максу Фришу, с которым познакомилась летом в Париже – цюрихский театр показывал французам его “Господина Бидермана и поджигателей”. На письмо Бахман с известием о предстоящей перемене в ее жизни Целан отвечает: “Я говорю своему сердцу, чтобы оно пожелало тебе счастья, – оно и так желает, охотно, без подсказки, ему ведь слышно, как ты надеешься и веришь”.
В последний раз они встретятся в Цюрихе, в ноябре 1960-го. Вскоре прекратится и их переписка. Попытки Целана возобновить ее не увенчались успехом (сохранились два его письма, написанные в сентябре 1963-го и июле 1967-го, но так и оставшиеся без ответа). В стихотворении из сборника “Нитяные солнца”, написанном в том же, 1967-м, году Целан горько заметит: “Любовь прекрасна, как смирительная рубашка” (“DIE LIEBE, zwangsjackenschön…”). И все же “соответствия” (Korrespondenzen) между ним и Ингеборг Бахман не исчезли, не прекратились вовсе, ведь их поэзия, их стихи были “бутылочной почтой”, которая сохраняла эту связь. В “Бременской речи” Целана (1958 года) об этом сказано так: “Ведь стихотворение <…> может стать бутылочной почтой, отправленной в надежде – зачастую, конечно, слабой, – что запечатанную бутылку с посланием где-нибудь когда-нибудь прибьет к берегу. Возможно, то будет берег сердца. Стихи и с этой точки зрения находятся в пути. Они куда-то плывут”