– Ну всё-всё. Ты помнишь?
– Что? – спросила она отойдя.
– Сентябрь, или максимум январь. Ты обещала, – я оттопырил мизинчик.
– Постараюсь.
– Может пообещаешь уже?
– Отстань, – она ухватила мой палец, – обещаю постараться.
Кабинет «административщиков» был недалеко, так что когда я заходил, она всё ещё смотрела мне вслед.
– Ну, всё, – сказал я им, – карточку сдаю и рыбку отсюда.
Они посмотрели.
– Какую рыбку? Что за рыбка?
– Карточку сдам и СИБАСА отсюда, на все четыре стороны, – улыбнулся я.
– А-а-а-а, СИБАТСЯ – значит. Это хорошо, что ты юморишь, так и в комики заделаешься. Кстати, куда ты?
– У меня, кстати, друзья комики, на открытых микрофонах выступают. А я в рекламу наверно.
– М-м.
У того, что сидел поближе было две чашки. Та, что пустая, с позолоченным ободком по горлышку, годов 80-тых, внутри обдата толстенным чайным налётом. Лишь пошкрябанности ложкой мешали её беспросветной тьме. Про такие чашки говорят, что чайного пакетика им и не надо, просто заливаешь кипяток, и со стенок заварка сама наберётся. Такого добра здесь навалом.
Я поднял карточку.
– Кому?
– На край стола положи.
– Подписывать надо чё-то, нет?
– Нет. А она у тебя как новая.
– Недавно взял.
– Мог и не брать уже, ха-ха, ну давай.
Я попрощался и вышел. Когда закрылась дверь, я понял, что карточка нужна, чтобы пройти через турникет, но просить их кислые ёбла поднять жопы было невыносимо, особенно терпеть ту доли секунду, когда он будет искать вариант, чтобы не подниматься. Приблизившись к турникету, я решил в последний раз просмотреть наш Федеральный закон, он весь в зеркальной позолоте. Как и раньше я ни хрена не понял – большее, что меня интересовало – это моё отражение между букв. Холл делил турникет – такой хромированный заборчик из двух горизонтальных хреновин. Я ловко пропихнулся между ними и вызвал лифт. На серверах я здесь числился ещё с утра, поэтому формально, не выйдя по карте, останусь протирать здесь штаны до следующего обновления системы.
Спустился по лестнице и прошёл последний турникет. Там светит Солнце. Когда я выходил, я толкнул дверь, и солнечный свет обдал все мои чресла и эти драные, блестяще, ебучие туфли, которые мне больше никогда не придётся натягивать на ноги. Нахуй туфли, галстуки, пиджаки! Тот парень, что умер в автобусе на Аляске со мной бы согласился. Мимо по улице проковыляла трёхногая дворняга.