– Голоса? – спросил Странника Воливий и добавил: – Слушай их, и мы найдем выход.
– Я не разберу слов, но это голос Миланы, – простонал Странник, перед тем как его совсем сковало.
Воливий закинул Странника, как скрученный матрац, на плечо и поднял его на этаж выше, подальше от подбиравшейся к ногам крови.
И вдруг Странник голосом Миланы произнес:
– Пусти. Пусти кровь.
Боль отпустила Странника, и он поднялся.
– Я слышал: кровь, пусти кровь? – спросил Воливий, словно ожидая подтверждения своих слов от Странника.
– Какая-то ерунда. Пустить кровь?! – еще не до конца пришедший в себя ответил Странник.
–
Не ерунда. Дурень ты, все ж понятно! – безобидно произнес Воливий и продолжил, доставая нож: – Пущу свою кровь – и все закончится.
Он сделал надрез на запястье левой руки и пустил свою кровь в эту подступающую красную жижу. После соприкосновения капель его крови с кровью могил все остановилось и затихло. Воливий пережал вены на запястье другой рукой, что-то прошептал, и рана на руке затянулась.
Однако кровь с могил вновь ожила. Но теперь она стала громче и стремительнее к ним подбираться.
Воливий и Ночной Странник уже стояли на лестничном пролете восьмого этажа, возле двери, ведущей в квартиру Воливия. Кровь заняла седьмой и поднималась к восьмому. Три ступени, две, одна – и кровь медленно текла по полу восьмого этажа, словно от замедления зло испытывало наслаждение.
Из-за резких, сладковато-терпких паров крови дыхание у Странника и Воливия стало глубже, вот-вот она должна уже подобраться к их ногам.
–
Я отсюда не уйду, – произнес Воливий. – В этой квартире еще жива память моей жены и ребенка. Здесь останусь и я. А тебе нужно уходить.
– Дай нож, – потребовал Странник
Кровь уже подобралась к подошвам их обуви.
Странник выхватил нож из рук Воливия и порезал себе его лезвием левое запястье. Брызнула кровь, ее капли упали в бурлящую могильную жижу. Все закипело, все помещение заполнил прозрачный красный пар, который обжигал кожу, друзья интуитивно прикрыли лицо. Несколько секунд – и кровавый пар, словно туман, рассеялся, кровь больше не двигалась вперед, а наоборот, стала уходить. Оставшаяся стала сворачиваться и падать большими кусками вниз по лестнице, ломая перила.
Кровь ушла быстро, даже быстрее, чем пришла. Небеса очистились и приобрели нежно-голубой цвет. Могилы были целы, кресты на месте. Птицы счастливо щебетали, греясь в теплых лучах солнечного света, а ветер, казалось, с еще большей нежностью обнимал деревья. Все вновь наполнилось жизнью, будто ничего и не было.