Вскоре после рождения Брэзен перебрался в свой дом, который ютился на задворках столицы, в районе, состоящем из однотипных домов, возведенных для рабочих близлежащих заводов, коей была и его мать.
Теперь же он лежал в деревянной люльке, которая была выменяна на половину рабочей зарплаты незадолго до его рождения. Дом отапливался, но внутри по-прежнему было прохладно – большая часть тепла просачивалась сквозь щели. Младенец этого, кажется, не замечал. Он был бережно укутан в теплый платок и сладко посапывал.
Помимо него в комнате находилось еще двое. Их тени подрагивали на стене от света пламени свечи.
– Да не волнуйся ты так. Это всего на пару лет. Вернусь я еще.
– Знаю, но на душе все равно неспокойно.
– За меня не переживай. Со мной все будет хорошо. Я больше о вас с ребенком волнуюсь. Но ничего, зато будешь больше льгот получать, пока я там.
– Да, с этими деньгами и с моей зарплатой должно хватать. Не на все, конечно, но на самое необходимое уж хватит.
Ода с мужем сидели за столом. Разговор был нелегким и время от времени затихал. В тягостной тишине был слышен только ход напольных часов. Тяжелая секундная стрелка, кряхтя, отмеряла такт. Ода, теребя в руках платочек, поглядывала то на сына, то на мужа. Подобрать слова было сложно. Ее муж, чувствуя это, поднялся.
– Ну все, уже поздно, спать пора. Что сидеть?
– Да, ты прав. У меня завтра ещё много дел.
После долгой паузы она добавила:
– Мы увидимся завтра?
– Нет, у нас сбор на рассвете. Я уйду рано, ты еще будешь спать.
– Вот как.
Пламя свечи снова дрогнуло от сквозняка. Ода подалась вперед, обнимая мужа. Объятие было крепким, долгим, прощальным.
– Будь осторожен.
– Буду.
Они простояли так какое-то время. Наутро он ушел. Была война.
Сквозь невесомые шторы лился свет. Он словно согревал спертый воздух внутри помещения. Легкие тени жались по углам, спасаясь от лучей летнего солнца. Хоть и было лето, температура едва ли поднималась до двадцати пяти градусов, но уже этого оказывалось достаточно для того, чтобы назвать день погожим.
В комнате стоял тяжёлый воздух, то там, то здесь прорезанный тусклыми солнечными лучами. Иногда можно было заметить частицы пыли, поднимающиеся от движений. Этот вид успокаивал и дарил чувство приятной дремоты.