– Да это же…
Константинов посмотрел в сторону Лифшица, сидящего в специальном кресле и опутанного с ног до головы проводами. Рубиновый перстень на пальце у жреца был полностью идентичен перстню Александра Михайловича.
Все, присутствующие в экспериментальном зале, испытали одновременно некое чувство, очень схожее с чувством зрителей очень хорошей детективной кинокартины в тот самый момент, когда события приобретают совершенно неожиданный поворот. А вокруг людей 20-го века тенями давно ушедших из жизни людей разыгрывалась библейская драма из эпохи 8-го века до христианской эры, драма, в которой дряхлый жрец бога Яхве начал свой очередной монолог. Смысл монолога был хорошо понятен профессорам Африкантову и Константинову, двум авторитетам в истории древнего востока, владевшим древнееврейским, арамейским, древнеассирийским и в придачу древнегреческим с латынью.
– Адонай! – прошамкал жрец почти беззубым ртом. – Адонай! Страшна кара твоя за отступничество! Страшна кара твоя за поклонение Ашторет и Ваалу! Страшен гнев твой, посланный на головы сынов и дочерей израилевых за непотребства Иеровоама из дома Ефремова, за деяния гнусного царя Ахава и блудницы его Иезавели. Огонь твой испепелил Самарию, в прах обратил ты жителей столицы Израилевой!
Один из израильских воинов сказал другому:
– Шломо! Похоже, левий опять заговорил.
– Не взяли бы его с собою, не говорил бы.
– Он, говорят, пророк! Не взяли бы, а вдогонку тебе проклятья. Проклятья пророка! И тебе и потомкам твоим до седьмого колена… Нет уж…
– А что за отрок при нем?
– Внук.
– Ему бы щит в руку да копье в другую. Мы тут отбиваемся от ассирийских собак, а он около деда. Он что, тоже пророк?
Воин неприязненно посмотрел на юношу.
– Шломо! Не трогай его. Парень, говорят, мысли человеческие читать может и разговаривать с тобою мысленно. И может заставить тебя делать все что угодно. Я слышал, он с самим Всевышним общаться может. Как пророк Моисей!
– Адонай! Страшна кара твоя за отступничество..– шамкал старый жрец, указуя слабой, высохшей рукою в сторону горящей Самарии. – Страшен гнев твой за непотребства Иеровоамово из дома Ефремова…
– Шломо! Похоже, айсоры поворачивают.
– Ну и слава Богу! Чего им драться с нами и жизнью рисковать. Не ради же пергаментов, которые лежат в повозке рядом со жрецом.