– Начинайте! – сказал председатель и забарабанил пальцами по столу.
Павел кашлянул и выговорил тему диплома, представляя, как его дребезжащий тембр, должно быть, раздражает слушателей. Члены комиссии смотрели, кто куда; скрипнула дверь, и Павел догадался, что человек в светло-коричневом костюме, который холодной улыбкой извиняется за поднятый им шум – и есть хваленый Рыбаков. Тот медленно прошел к столу, сел в торце на стул, и сонным, но внимательным взглядом схватил все части головоломки. Взял шариковую ручку и с обманчивым участием уставился на Павла.
Тот, обнаружив заинтересованного слушателя, оживился и уставился в вялое лицо заместителя директора. Разъясняя скромные достоинства своего диплома, он заметил на угреватой коже Рыбакова прозрачный – курортный – загар; обнаружил водянистые веки, какие замечал у алкоголиков, и неприятную линию ассиметричного рта. Увидел, что в тонком шелковистом костюме Рыбакову сейчас не жарко, и что, должно быть, поэтому он выглядит так естественно, словно в этом наряде и родился.
Мучение подходило к концу. Возникла пауза, но внезапно Рыбаков оперся толстыми, как колбаски, пальцами на красную ручку и визгливым тоном, который показался Павлу крайне высокомерным, спросил:
– Как вы считаете, имеет ваша работа практическое значение?
Единственный человек, который демонстрировал внимание к его диплому, обернулся откровенным недругом, и Павел счел эту метаморфозу смертельным приговором его работе, где он заурядно рассчитал оптимальную траекторию летательного аппарата без каких-либо оригинальных новшеств. Заподозрив в Рыбакове подлое намерение утопить ответчика, Павел разозлился, кое-как справился с собой и принялся с горячностью доказывать, что его работа имеет первостепенное значение для авиации.
Неприязненный настрой исчез моментально. Павел понял, что Рыбаков потерял к нему всякий интерес. Председатель предложил оценку «хорошо» – и новоиспеченный инженер отправился на место, ведомый зверским взглядом научного руководителя.
В целом Павел остался доволен собой. Ему казалось, что все одинаково постыдно смотрятся на кафедре, поэтому его слегка укололо, что комиссия – как только Игорь вышел к доске стремительной походкой, выгодно и прямо поставив голову и поймав свет на свое выразительное лицо – повеселела, оживилась, и ее участники выпрямили спины. Импульс мускульного напряжения пролетел по залу. Павел посмотрел на Рыбакова, но тот замер в скульптурной позе, и только его палец акробатически крутил красную ручку, вращая вокруг центра масс. Павлу показалось странным, что теперь Рыбаков вовсе не смотрел на докладчика, а только внимательно слушал. Когда возникла итоговая пауза, Рыбаков, по-прежнему поглощенный пируэтами шариковой ручки, игриво повторил: