Борька был сильно удивлен, по случаю увидев свое отражение в зеркале. Его затрясло от ушей до кончика хвоста… Он всегда считал себя существом куда более привлекательным, чем то, что довелось созерцать. И кто только додумался повесить этот удивительный кусок сверкающего стекла у самого выхода. Сколько он себя помнил и осознавал, такого никогда не случалось. Ну не доводилось ему раньше здесь бывать; рос себе и рос, а до внешности дела и вовсе не было. К чему внешность, какая бы она ни была, когда есть душа и она сама о себе, то есть о нем, думает? А уж ее то он просто обожал. Но, несмотря на явившийся взору образ, Борька любил свои внешние формы, а внутреннее содержание, то и вовсе – считал самым важным из того, что достается от родственников… Из сохранившегося в его памяти прошлого остался лишь загон, в котором он вырос, пытаясь всегда следовать родительскому мудрому совету; просто жить, спать и есть, а думать за тебя есть кому. Чем не позиция? Жила еще в глубинах сознания, память предков с которыми разлучила его судьба в раннем детстве, когда был он еще совсем маленьким, розовым поросенком. И что с того, что он остался сиротой; таких как он, вон – целое стадо. Сиротство оно из тебя «человека» делает, вернее сказать, «свинью»: так выражают свои странные мысли люди, которые всегда разговаривают и снуют всюду. Еще мама говорила: «Больше лежи и нежься, сынок…» А эти люди назойливо окружают тебя коварной заботой, не позволяя порой полежать и понежиться. Сами то, отдыхают… и, ничуть не смущаясь своего вида, делают то же самое, что и он; едят, пьют и прибавляют в весе. Ну если совсем не думать, то кому-то ведь это нужно…
Нет, он вовсе не идиот и совсем не глуп, хотя способен визжать по поросячьи и при этом радоваться. Любить какую-нибудь толстозадую, молодую «соседку» и оставаться довольным; ну просто даже хрюкать от счастья. Да, он Борис, живет «здесь и сейчас», в этом узком и тесном пространстве, и в настоящем времени, как многие прочие из его окружения. Да он, наверное, мог бы, как и они, люди; сидя смотреть фильм о себе и почти засыпать с залипшим на губе попкорном или с пивом у рыла. Он может… Или танцевать на песке в шортах, хотя он не припомнит, чтобы когда-либо их носил, хотя видел, как носят другие. Где видел?.. Нет, он не помнил, но был уверен: с шортами он знаком… От чего он это знает, он не знал; наверное, проходил опыт… А ведь было бы здорово; проснуться в шортах, на теплом песке, в объятиях красотки, а не сопящей под боком «соседки» и улыбаться, как все вокруг. Ведь он тоже умеет это делать. И даже сигара в зубах, наверное, подошла бы ему для важности и уверенности. Как им всем объяснить, что он тоже существо, которое может думать и чувствовать, как они, называющие себя людьми. Только у него нет денег, а у них они есть. Их много, зачем им столько?.. И эти цветные бумажки делают их счастливыми и покорными одновременно; ну прямо как детей… О, это восхитительное поросячье общество; лежа в грязной и прохладной луже, оно счастливо от безденежья одним лишь ощущением бессознательного покоя и блаженства. А они зависимы и наверняка от радости не догадываются, что их так же, как и нас ждет конец. Нас посылают на забой, а их на битву, туда, где идет война… «Откуда я знаю это слово – война?.. Ах да, ведь они сами, на каждом углу, только и говорят о ней. Война локальная, война гражданская, война ядерная, химическая, третья мировая. А почему третья?.. Значит они уже не раз воевали и воюют часто; вон даже считают сколько раз… Даже я, зрелый поросенок, не стал бы это считать и не праздновал бы победу над убиенными душами никогда; иначе ведь одержимым становишься, который только и умеет это делать. А зачем создавать, когда разрушать приятнее?.. Здесь не нужно думать, строить проекты. Жми красные кнопки и все; их до тебя кто-то такой же с думающими „иначе“ мозгами, взял да изобрел. О чем он только думал?..»