– О, этого никогда не случится, – с облегчением пообещала Снофф. – Это навсегда останется тайной, если только вы не…
Дверь распахнулась с такой силой, что не привыкший к подобному обращению колокольчик сорвался и, жалобно звякая, покатился по полу. На пороге высился, занимая весь проём, капитан Эрхарт, и молний из его глаз вполне хватило бы испепелить небольшой город и пару деревень впридачу.
– Мастерица Сно… – загремел он, входя, и только теперь заметил леди Веронику. Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга. «Это конец», – подумала Снофф.
Лицо капитана из свекольно-красного стало вновь приобретать человеческий оттенок. Губы фрейлины сложились в привычно сжатую полоску.
– Ясного дня, леди. Изволите интересоваться сновидениями? – ледяным тоном осведомился офицер.
– Заглянула из любопытства, капитан. А вы? – не менее холодно отозвалась леди Вероника.
– Ошибся дверью, – отчеканил тот и церемонно поклонился. – Всего наилучшего.
– Мне, пожалуй, тоже пора.
Снофф хотелось закричать: «Болваны вы этакие, любите друг друга – так обнимитесь и не сверлите мозги ни в чём не повинным людям, особенно мастерам сновидений!» – но правила придворного этикета были для этих несчастных превыше всего. Фрейлина и капитан обожгли мастерицу взглядами и, чуть не столкнувшись в дверях, торопливо покинули лавку.
ГЛАВА 2
В кабинете верховного магистра горел камин, тени прыгали по кожаным креслам, по залитым дождём витражным узорам окон, по золочёным томам библиотеки.
– «…грубо норушила тайну сновидений, что привело к стыду, позору и протчим пре-не-преятным послетствием», – дочитал жалобу магистр. – Святые небеса, ну и грамотеи у нас при дворе… Но сути дела это не меняет.
Он отложил свиток с жалобой и побарабанил пальцами по столу.
– Ну-с, мастерица Снофф, что скажете в своё оправдание?
Снофф смиренно пожала плечами. В огромном кресле она чувствовала себя бабочкой под лупой учёного.
– Ничего. Это нелепая случайность, и я сама не могу поверить, что допустила…
– Что допустили раскрытие тайны сновидений. А я напомню строчки из клятвы, которую вы приносили: «…и пусть лучше я потеряю правую руку, чем раскрою доверенную мне тайну сна, ибо…»
– «…ибо нет, не было и не будет ничего сокровеннее сна». Я помню, дядя, – вздохнула Снофф, – и оправдаться мне нечем.