– Бедняжку бросили рядом с угольной ямой, – сообщила сиротка.
– Отвратительно! – каркнула Гассбик, имея в виду нарушение сразу второго и третьего правил. – Унеси его.
– Как назвать его, хозяйка? – нервно спросила сиротка.
Элинора Гассбик снова окинула недовольным взором ребёнка в ведре, его перепачканный углём носик и видавший виды платок, в который младенца заботливо укутали. Судя по всему, хлопковый платок прежде был ярким и красивым. Но теперь он приобрел мутно-серый оттенок, и на нём едва просматривался узор из чуть более тёмных серых овалов. «Как будто тухлые яйца рисовали на грязном мольберте», – подумала директриса.
– Назови Эгбертом.
Третий ребёнок появился неожиданно тёплым октябрьским полднем, когда дамы с лёгкими зонтиками фланировали по залитым солнцем улицам.
Сидевшая на скамейке во дворе Элинора Гассбик, одетая в самое лучшее платье с рукавами-буфами, открыла корзинку для пикника и, к своему ужасу, обнаружила младенца, ёрзавшего среди бутербродов с сыром и кусков миндального пирога. У малышки была копна рыжих вьющихся волос, и она беспрестанно гукала.
Ни хлопкового одеяла. Ни плетёной корзины. О верхней ступеньке и речи не шло.
Директриса зашипела пронзительно и громко, точно кипящий чайник. Младенец в корзинке сразу умолк, бровки сошлись вместе, когда он в страхе зажмурился. В окнах высоких узких кирпичных домов по всей улице замаячили любопытные лица, а дамы с зонтиками прервали променад. Элинора Гассбик, собравшись с силами, натянула на лицо улыбку, чтобы не смущать соседей. Сиротка пробилась к ней сквозь толпу.
– Минуту назад её здесь не было, – убеждённо сказала девочка, осторожно взяв кроху на руки.
– Унеси её, – процедила Элинора Гассбик сквозь стиснутые зубы.
– Да, хозяйка. А… имя?
Сиротка качала притихшую малютку и аккуратно выбирала семена фенхеля у неё из волос. Директрису пробрала дрожь.
– Назови… Фенной.
Четвёртый ребёнок появился сумрачным ноябрьским утром, когда покрывало тумана клубилось над каналом.
Раздалось дребезжание колокольчика: звонили из лодки и оповещали о том, что прибыли поставки. С помощью лебёдки, закреплённой снаружи, сиротка подняла бадью в дом. Как только груз показался из тумана, у Элиноры Гассбик задёргался левый глаз. В бадье лежал малыш в мешке из-под муки и с хмурой гримаской на личике. Внизу мешка были прорезаны две дырки, из которых торчали неестественно длинные ножки ребёнка.