Родители разбились. Ехали по шоссе в санаторий, никого не трогали. Всё что успели они запомнить – это ослепляющие фары несущегося в лоб автомобиля с противоположной дорожной полосы. Старик на шестерке уснул за рулем. Говорят, отличный был мужик. На двух работах батрачил. Хронический недосып… Кого же тут винить?
Так Марик стал сиротой, причем круглым – лишился обоих родителей. Бабушек и дедушек у него не было, и опеку над мальчишкой было взять некому. Государство заменило ему мать и отца, определило в районный детский дом. И вот уже два года Марик пытался здесь прижиться. Его тяжелые воспоминания прервал грубый толчок.
– Эй ты, Моцарт! – хватит валяться, заправь-ка батьке постель…
Марик узнал бы этот голос из тысячи других. Это Санька-Удалец, он сам заставлял называть себя именно так. Задиристый и злой, он держал весь детдомовский люд в напряжении и страхе. Марик нехотя заправил постель ему, а потом уж себе. Угодить Удальцу было сложно-целая наука. Никаких складочек, подушка— ровным треугольничком, а полотенце, чтобы справа у подушки. Держись, если не понравится – весь день будешь под особым прицелом, сплошные испытания. Сегодня Марик справился на славу, даже Удалец присвистнул…
– Ну, Моцарт, можешь, когда хочешь… – и отблагодарил его крепкой затрещиной.
– Это тебе не струны дергать!
Марик терпеливо снес «благодарность». Он знал, что ничто не может испортить ему настроения. Так как сегодня суббота, Лия свободна после обеда, и они смогут провести это время вместе.
Марик вспомнил ее симпатичное детское, но уже выразительное лицо. Уже пошел месяц, как он познакомился с этой необыкновенной девчонкой. Этому напрямую поспособствовал один неприятный случай. Правильно говорят, что нет худа без добра.
Удалец с утра был не в настроении. Мать уже в который раз пообещала прийти навестить, пропала, возможно, просто забыла о своем обещании. Друзья-алкоголики были важнее. Сын ждал её с раннего утра, карауля на подоконнике, пристально вглядываясь в уличных прохожих. К обеду вернулся замкнутый и злющий, словно чёрт. Все прекрасно понимали, что вся его душевная боль и обида должны были непременно вылиться на их головы. Приготовились к грозе.
Отобрав всю еду у тех, кто послабее, Удалец не успокоился. Он подошел к Марику и с вызовом прошипел: