Зарычала медведицей, залаяла собакой, волком выла до хрипоты.
"Видно, сытый был", – говорили друг другу люди.
– Не тронул, – повторяла как заговор, а за спиной всё глаза не звериные чуяла. – Да и не отпустил....
К третей в избу сам влез. По мискам, горшкам шарил и нашел: старушонку тоненькую, годами сгорбленную. Переломить по полам и человеку труда не стоит. Многое на своем веку повидала старая: людей, зверей – из одного теста леплены, только формы разной. Улыбнулась кротко и сухой рукой-веточкой век звериный разом закончила, да только никому о том не сказала. Со зверем у всех своя встреча, чужими глазами все одно – правды не увидеть.
Как-то раз одна женщина сильно рассердилась. В гневе сорвала любимую цветную занавеску, бросила на пол. Опрокинула стол, скамью, разбила все до последнего глиняные горшки и выбежала во двор. В стороны разметала она бельё, но злости стало ещё больше, ещё крепче.
И в щепу полетели деревья, падали заборы, срывались крыши с домов. А как свой посёлок разрушила, пошла бедой к соседям.
Издалека заслышав грозный рёв, спрятались люди. Черным крылом ворона укрывался от солнца ураган. Не щадил никого. Много горя принес и дальше полетел.
Маленькие деревни, большие города – все, кто вставал на пути, исчезали в ярости урагана.
И только самый чуткий мог расслышать сквозь грохот бури полный отчаяния женский крик.
Сколько времени прошло с того дня, никто уж не вспомнит. Разрушенное отстроилось заново. Умершее возродилось вновь. Подошел ураган к месту, похожему на то, с которого всё началось. Привычно тянулись ненасытные пальцы ветра к домам, только бившееся ещё внутри сердце вдруг сжалось.
Замерла буря у ворот ветхого жилища, стоявшего на самом краю селенья.
– Что тебе надо? – спросила из-за двери старуха.
– О-о-о-о-о-стано-о-о-о-виться! – закричали разом ветра женским голосом.
Услыхала то старуха, отворила. Впустила ураган в свой дом, за стол усадила, горячим чаем отпаивала. И плясали осколками воспоминаний цветные занавески, битые чашки, кошка под ноги невпопад бросившаяся, слова, которые никто не услышит, пока не прокричишь их, что есть мочи.
Кивала старуха на каждое, а ветра в косы плела, приговаривая: "Что было, то прошло. Что прошло, то истлело. Что истлело, то в землю попало. А что в землю попало, травой проросло".