И все же я чувствовал, что он забавляется этим представлением.
А Кларе уже было не до забав. Кажется, она угодила в ловушку. Чужак проник вслед за нею в ее тайный сад, и теперь бедняжка обнаружила, что тропинки, которыми она многократно пробиралась в мире теней, отыскивая и узнавая вещи с изнанки, исказились; карты лгут; ориентиры перепутаны, и нездешние призраки стерегут выходы, отпугивая посвященных…
Клара испугалась, но так, как пугаются в дурном сне. Она стала похожа на уродливого ребенка, погрузившегося в кошмар. Морщины на ее лице напоминали извивающихся червей. Собственное прошлое было ее смертельным врагом. Она хотела бы разрушить и испепелить корявые лабиринты памяти, но они стояли незыблемо, как крепость, а из-за стен, спрессованных болью и временем, доносился злорадный хохот шпиона, проникшего туда через нору в подсознании, и предательское эхо повторяло подавленные мысли. У ее памяти не было глаз, которые можно было бы выколоть, а ее мозг «говорил» без помощи языка, который можно было бы вырвать. Впрочем, язык из плоти тоже был ее врагом. Какая-то посторонняя и потусторонняя сила выжимала из нее слова, как кулак выдавливает дерьмо из звериной тушки. И спасало только то, что символы, разбросанные на тайных путях, были слишком невнятны – в противном случае она сама куда лучше распорядилась бы своей никчемной жизнью, пришедшей к страшной старости.
…Частицы пудры отклеились от ее лица и парили вокруг головы, словно рой мельчайших белых мух. За ее спиной возникали туманные фигуры, которые то засовывали ей пальцы в уши, то застилали глаза, то заползали в рот или ноздри. Судя по всему, Габриэль боролся с искушением заставить Клару выражаться яснее, но опасался «сломать патефон» раньше, чем песенка будет допета до конца. Ричард жалобно поскуливал и пытался спрятаться за необъятный зад хозяйки. Та продолжала торопливо бормотать.
Из ее бессвязного монолога я сделал единственный вывод, что Шепоту не повезло и после смерти. По-моему, его кости попросту растащили дилетанты. Для настоящего собирателя это была самая неприятная информация – все равно что для хорошего ювелира известие об уникальном алмазе, распиленном на части. И, цветисто выражаясь, даже алмазная пыль развеялась над океаном – так что было от чего впасть в пессимизм.