Утром, Таня, утром. До утра ты всё равно ничего не поймёшь. А теперь дыши ровно и думай… Успокойся! Успокойся, не вспоминай, что тебя насиловали тайно, и что это мог быть не один человек… Всё! Всё, дыши… ровнее. Глубже…
Я закрыла глаза, чтобы заставить себя дышать ровно, чтобы сердце не перескакивало через удары, не захлёбывалось. Я заставила остановиться слёзы и отвлечься от связывающих ремней. Никогда прежде я не была несвободна, никогда не могла подумать, что окажусь в таком месте. Почему? Что я могла сделать и не помнить. А ведь я не помню… ничего не помню после того, как ушли Кира и Володя. Володя… милый, золотистый, радостная улыбка всё время выскакивала ему в глаза искрами, он был так рад нашей встрече. И я была рада. Очень. Не было и речи, чтобы возобновить наши отношения, я, такая как теперь после всего, что было с Маратом, не могу снова быть девушкой Володи, они чистый, как первый снег, а на мне повалялся весёлый мохнатый пёс… Нет, теперь мы не можем быть парой, я всегда буду стыдиться себя, того, что так поступила с Володей, что изменила ему. Но мы можем снова дружить, теперь мне хотя бы не надо выходить замуж… Прости меня, мой бедный, несчастный нерождённый сыночек, так многим ты мешал в мире, что Бог и не позволил тебе родиться. Мой сыночек…
Я заплакала, снова заплакала, как заплакала в больнице, когда пришла в себя от наркоза и мне сказали, что ребёнка не будет. Во мне была лёгкость и пустота, звенящая, гулкая пустота, там, где уже поселилась ещё маленькая, но тёплая и осязаемая моим сердцем и моим телом жизнь. Я уже любила его, моего малыша, у него уже было место в моей душе и оно росло с каждым днём, когда я, замирая от неведомого раньше счастья, ощущала его движения и толчки внутри себя, а они становились всё отчётливее и привычнее. Я планировала, как мы будем жить, как мне всё устроить, понятно, что представляла с трудом, потому что вообще плохо представляла, что такое дети, я только хорошо помнила себя маленьким ребёнком, и мне казалось, что я пойму, что надо делать и как. Ведь все справляются. И мама подскажет, так что я почти не волновалась уже об этом. Меня волновала только учёба и то, как мне совместить её и малыша, как сделать так, чтобы не расставаться с ним, вот это я пока вообразить не могла со всей отчётливостью. Но, думаю, и это решилось бы как-то. О мужчинах я не думала вовсе, ни о Володе, ни тем более о Марате, я только не хотела, чтобы с ним была беда и несправедливость. Мама его меня пугала своим напором, я понимала её умом, но я не была готова к тому, что моя жизнь так сильно обогатится новыми людьми. Однако, с появлением малыша, я уверена, и я сама изменилась бы.