Кабинет занимала тьма. Во всех смыслах. Здесь редко гостил солнечный свет: бархатные гардины надёжно хранили тьму от покушений на её существование. Мрак рассеивало лишь пламя, плясавшее в камине.
А ещё тьма сидела в кресле у камина. Сидела, грея в ладонях хрустальный фужер с бренди. Хозяина кабинета не раз называли тьмой в человеческом облике – вполне заслуженно, надо признать.
Что поделаешь: в его случае тьма – не столько состояние души, сколько профессия.
Он лениво покачивал фужер, наблюдая, как янтарная жидкость лижет хрусталь, всплескиваясь почти до края и бессильно опускаясь обратно.
– Альдрем, – сказал он наконец.
Старик, стоявший за спинкой кресла, почтительно склонил голову:
– Хозяин?
– А я говорил тебе, что готовится покушение на короля?
Слуга – седой и худой, словно швабра в чёрном сюртуке – уставился на господина с явным недоверием.
– Откуда вы знаете?
– Я много чего знаю. – Пальцы его свободной руки лежали на подлокотнике кресла и, казалось, неспешно перебирали невидимые клавиши, спрятанные под бархатной обивкой. – Больше, чем самому хотелось бы, пожалуй.
– Но как… когда?
– Незадолго до Королевского бала. Во время аудиенции с одним из герцогов, полагаю.
Альдрем в замешательстве потёр ладони друг об друга.
– Уже через четыре дня… – Слуга рассеянно посмотрел в невидимое окно. – И что будете делать?
Он следил, как танцует огонь, лаская каминную решётку.
– Я решил, что не стоит вмешиваться.
– Но… почему?
– Всё, что нужно, сделают за меня.
Альдрем помолчал.
– Не думал, – произнёс старик, – что до этого дойдёт.
Хозяин кабинета не ответил.
Забавно. Он-то об этом думал. Не мог не думать. И, предусматривая такой расклад, тем не менее решал, что в ближайшее время убийство Его Величества Шейлиреара Первого будет лишним. Слишком это открытый, слишком… глупый шаг.
С другой стороны, не всем же быть такими умными, как он. Ни капли самолюбования – лишь констатация факта.
Он наблюдал за узорами, которые бренди оставлял на стеклянных стенках. Сквозь них видны были языки пламени, и ему некстати (хотя, учитывая обстоятельства, очень даже кстати) вспомнился другой зимний вечер: тоже с огнём в очаге, тоже со спиртным. И незваным, но в те времена всегда желанным гостем.
– Ты один? – спрашивает она с порога, входя в их с братом обитель без приветствия, без стука. Даже не входя, а проскальзывая внутрь, стремительно и гибко, словно языки пламени.