Я объясню. После того случая я потерял возможность наслаждаться профессиональным спортом. Я думал: «Неужели, умение одного человека идеально исполнять на льду пару красивых движений принесёт большую пользу народу какой-нибудь Италии? А всему миру?». Едва ли. Мне говорили, что дело в мотивации, и тогда я отвечал: «На что и кого? Обычный человек не сможет бросать столько сил в никуда, когда у него есть ещё и основная работа». Если раньше спорт был отличной альтернативой войне, то сейчас битвы разворачиваются на его почве.
А что же сами атлеты? Я бы отнёс их к представителям ивового мира. Они купаются в роскоши, момент цветения приковывает к ним все взгляды, однако, время не замедляет ход. Их срок истекает, а вместе с ним и возможность торговать телом. И тут выясняется, что большинство из них ничего больше и не умеют. Всё, что этот мир от них получает – несколько видео да, если повезёт, пара медалей, даже не ими сделанных.
Таким образом я ещё много чего смог поместить в категорию «безделушек и пустоцветов»: фейерверки, воздушные шарики, одноразовые стаканчики в кофейнях, ведь они такие милые. А ещё белоснежный сервиз ручной работы на двенадцать персон, который всё стоит в шкафу и ждёт этих пресловутых персон. Чашки бьются, как и дети, ответственные за их аннигиляцию. И вот, их всего пять, как и членов семьи, но чаепитию без повода не суждено состояться: на белоснежном фарфоре появятся разводы, дети добьют последние блюдца. Сервиз слишком хрупок, чтобы приносить пользу. Слишком хорош для этого мира. Слишком нежен, чтобы жить в нём. Как мой мотылёк.
Интересно, что бы она сказала, начни я рассказывать про свои философские изыскания в этой области? Ничего, наверное. Хмыкнула бы, да полетела дальше сквозь нечистоты, как нейтрино сквозь пространство-время. Они с этим миром лишь попутчики: соприкоснутся на миг – никаких последствий не останется.
Я решил спросить у жены, что она обо всём этом думает, и поднял взгляд на копну сухих сбитых волос. Отхлёбывая из чашки за один евро крепкий, сваренный её рукою кофе, я смотрел в бледное лицо до тех пор, пока она не закатила глаза. Не говоря ни слова, моя благоверная пододвинула ежедневник к себе и пробежалась взглядом по разлинованной бумаге.
Да, я теперь главред столичного таблоида, но разве это мешает оставаться верным старой-доброй классике? Не доверяю я этим компьютерам, всё слишком легко. Неправдоподобно легко.