Он удалял и переписывал целые абзацы, приводя отчет в приемлемый вид, и в конце концов остался доволен результатом. Отправив готовый файл по электронной почте с первыми проблесками зари, он очень удивился, когда буквально через несколько минут пришло уведомление о прочтении.
Тереза Батталья тоже бодрствовала в этот час и, как и он, вероятно, размышляла об убийстве в лесу среди неприступных скал, в сотне километров отсюда. Массимо понимал, как сложно высвободить мозг из психологических пут и привыкнуть к жестокости, – он и сам испытывал то же самое. Раньше он думал, что со временем научится равнодушно смотреть на жертв преступлений, но этого так и не произошло. Насмотревшись с лихвой на мужчин, убитых ради нескольких евро, на женщин, замученных теми, кто должен был их любить, на детей, росших в нечеловеческих условиях, он не огрубел душой, не обзавелся панцирем равнодушия и каждый раз страдал при виде загубленных душ.
Утром он явился в участок заранее, не скрывая от себя, что делает это ради комиссара. Может, ему хотелось загладить неприятный осадок от первой встречи, а может, и произвести впечатление на эту своенравную женщину, думавшую о нем бог весть что.
Он вошел в ее кабинет с двумя сюрпризами. Первому она точно обрадуется, а вот насчет второго у него были сильные сомнения.
Комиссар Батталья прибыла в участок в сопровождении агентов Паризи и Де Карли – еще одного члена команды, следовавшего за ней как тень. Она держала в руках листок бумаги и с озабоченным видом что-то говорила. Полицейские сосредоточенно кивали, ограничиваясь односложными репликами. Это было четко слаженное трио, составлявшее единый организм. Массимо сделал такой вывод из их жестов и мимики. Комиссар была движущей силой, вокруг которой вращались два рычага хорошо отрегулированного механизма. Тереза отвечала короткими, порой незавершенными фразами – ведь ее слова все равно схватывали на лету. Полицейские договаривали за нее, давая понять, что все будет выполнено без промедлений. В их поведении читалось уважение без тени подхалимства.
Массимо вдруг почувствовал себя нелепо с этим пакетом в руках. Положив сюрприз комиссару на стол, он отодвинул его от себя как можно дальше. Даже то, что он осмелился присесть, уже казалось ему верхом неосмотрительности.