Животный страх сковал меня, и я, пытаясь звать на помощь, не услышала свой голос. Слышала только тяжёлые удары сердца. Да и кому было кричать вдали от посёлка и дорог на закате зимнего дня? Но я продолжала слабым, каким-то хриплым голоском кликать о помощи. Ног и тела уже не чувствовала, они неподъёмной ношей затягивали меня под лёд, но, в панике продолжая бить руками по льду, сумела повернуться лицом к берегу. Оказалось, что отошла я от него совсем недалеко и лёд впереди меня был очень хрупкий.
«Ручей, впадающий в реку», – едва успела подумать, как мороз, сковавший моё тело, стал лишать меня сознания.
Перед глазами встали образы мамы, бабушки. Чётко увидела деда, и промелькнули мыслью его слова: «Ты делай, а надейся на Бога, верь, и тогда любое дело спорится. Проси – и будет тебе». Я, как истинная пионерка, спорила с дедом и доказывала, что надеяться человек должен только на себя. Наш спор, как поняла в дальнейшем, был вечным, и сейчас, вспомнив о спасении, стала с неистовым отчаянием бить по хрупкому льду и молиться всем, о ком рассказывал мне сказками Кузьмич. Молитв не зная, я повторяла запомнившиеся обрывки фраз и искренне верила в помощь и своё спасение. Я уже не просила слабым голоском о помощи, а громко кричала из глубины испуганного сердца: «Господи, помоги!» И верила, что меня слышат, что мне помогут, что меня спасут. Верила!
Вспоминала Богородицу, святых Серафима и Николая. Я с молитвой крошила лёд перед собой, и незаметно выбралась на грязный берег, где из-под земли пробивался ручей и впадал в реку. Выбравшись, упала в изнеможении, одежда на мне сразу стала замерзать. По телу разлилось приятное тепло, а вкрадчивый успокаивающий сон убаюкивал и лишал способности думать. Остатками сознания услышала лай собаки и почувствовала, как тёплый влажный язык облизывает лицо.
Пришла в себя, как рассказывали, только на вторые сутки в огне высокой температуры от распирающей боли в груди и кашля: тяжёлого, болезненного, изнуряющего.
Открыв глаза, первым увидела деда.
– Очнулась, родимая, – он ласково погладил меня по голове, подержал руку на лбу и протянул чашку тёплого отвара, пахнущего хвоей.
– Деда, а кто меня спас?
– Так Он и спас, – старик поднял палец вверх. – Как темнеть начало, вдруг икона в моей коморке упала, да упала не на постель, а странным образом на пол отлетела. Громко так, Николай Угодничек мне беду известил, а я, нерадивый, сразу-то и не понял. Вышел в сени за гвоздиком, слышу: Дружок воет и изо всех сил в дверь скребётся. Ну, чую, беда пришла. Побежали мы: Дружок впереди, я – за ним. Так тебя, горемычную, и нашли.