Утром дочь, заглянув в комнату матери, в горе застыла на пороге: «Отмучилась…»
Восковое лицо, покинувшей этот мир Майи, светилось удивительно умиротворённой и счастливой улыбкой, которую она никогда не видела у неё при жизни.
Скорый поезд, ритмично постукивая колёсами, нёс меня мимо милых сердцу мест. Я стояла у окна, стараясь дышать глубоко, чтобы успокоить сердце, которое при виде покидаемых родных пейзажей, норовило остановиться или вырваться из плена, чтобы вернуться в пролетающие в сумеречном свете посёлки, просеки, деревни. Чтобы вернуться в те счастливые воспоминания, которые жили в душе и были добрыми советчиками, ориентирами и опорой в любой жизненной ситуации. Были моей лествицей и верным ангелом-хранителем.
За окном промелькнула старая железная дорога в окружении высоких тополей. Она вела на элеватор в обезлюдевшем посёлке, с заброшенным яблоневым садом, когда-то родным и цветущим, а теперь вот с высохшими кривыми деревьями…
Я вернулась в купе, легла и отвернулась к стене. Память сердца вернула меня в прошлое, и я не видела – я ощутила себя босоногой девчонкой в простом ситцевом сарафане, весело прыгающей по шпалам железной дороги. Ноги испачканы смолой, креозотом и поколоты высохшей травой. Припекает солнце, громко стрекочут цикады и прыгают кузнечики.
Вспомнилась семья: мама, вечно пропадающая на работе, с несчастливой женской долей, бабушка, на неиссякаемой энергии которой держался наш дом, и дед – Егор Кузьмич.
Дом наш стоял на самой окраине, близ глубокого оврага и леса за ним. За окном бушевала июльская гроза и было уже темно, когда в дверь внезапно постучали. На пороге стоял промокший под дождём пожилой человек в военной плащ-палатке, с посохом в руке и вещмешком за плечами. Наш Дружок – добродушная преданная дворняга – радостно вилял хвостом и подпрыгивал, стараясь лизнуть гостя в лицо. Обычно о появлении чужого около нашей ограды он оповещал грозным и громким лаем, а тут вдруг ластился к незнакомому человеку. Подивились мы, гостя в дом пригласили.
Оказалось, что ищет он свою внучку, которую отвезла и бросила на какой-то станции его непутёвая пьяница-дочь. Вначале он мне страшным показался: глаза глубокие, цепкие, под мохнатыми грозными бровями и большая окладистая борода. Разговаривал странно – всё больше «окал» и в каждом вопросительном предложении слово «чай» говорил.