Через несколько поворотов группа выходит на открытое пространство, где можно выпрямить спины, встать ровно, и Риз зовет Талу:
– Покажи нам карту?
В темноте вспыхивает объемная голограмма всего города: пятнадцать круговых уровней, как детская пирамидка, центральный столб энергии, в его основании еще одно кольцо – уровень реактора, и ниже – пустота.
– Где мы находимся? – спрашивает Риз.
Вирус прислушивается и увеличивает нижний правый угол схемы, указывает на пространство под ярким блином, пальцем дорисовывает коридоры, и они появляются на карте. Тонкая голубая линия.
– Значит, не просто легенды, – с облегчением выдыхает Хард.
– На уровне ниже есть еще помещения, – равнодушно сообщает Тала, дополняя карту. – Там нет жизни, этаж законсервирован.
– Мы сможем туда добраться?
На свободном пространстве столпились люди, они переводят дыхание и наблюдают за своими проводниками. Они знают, что заместитель все сделал правильно, а еще знают, что, вероятно, наблюдают за новым маршалом. Хард держится прямо и с высоты своего исполинского роста смотрит на подчиненных, потом переводит взгляд на свет.
– Есть проход, – спустя несколько долгих минут Тала приближает правый крайний угол уровня и рисует вертикальную шахту.
– Он может быть затоплен, – предупреждает Сит, не отрываясь от своего портативного компьютера.
– Придется проверить, – резюмирует Хард и трет ладонью грязную шею.
Все люди сливаются с бурыми стенами – чумазые и хмурые, совсем одинаковые в темноте. Они молча ждут дальнейших указаний. Взрывов наверху больше не слышали, значит, гражданских уничтожить не пытались. Телепатическая связь диггеров нарушена, обычная тем более, чтобы что-то обсудить приходится перешептываться. Общее настроение уловить не сложно. Военные растеряны и вымотаны.
– Привал, – командует заместитель и первым садится на холодный сырой пол.
Они идут уже не меньше четырех часов. Они бегут. Из своего дома, от своих друзей. Теперь стоит говорить «бывших друзей». Семья – давно забытое понятие. Не зря, видимо, его забыли.
Стройное шуршание одежды, ног, и все садятся следом, благо форма не промокает. Риз обходит ряды и переговаривается с ранеными, осматривает, старается не показывать волнения. Единственный фонарь тускло освещает лица, и Хард видит, что боятся все. Ожидаемое, но все равно неожиданное. Революция, переворот, война, как ни назови – одно и то же. Предпосылки были, только не среди диггеров. Как давно президент вербовал курсантов, раз больше половины военных стали предателями?