– А я, думаешь, больше везу?! – приобретая уже пунцовый оттенок, взревела Тонька.
– Да я не знаю, – смутился Толик, но про себя вспомнил, как он грузил Тонькины 12 чувалов с тапками и текстилем.
– Ну, нет у меня больше денег, – оторопев от недоумения, распахнув веки,
пролепетала Ира.
Трудно предположить, что бы произошло дальше, но тут в дверном проеме показалось смуглое лицо Петра.
– Что за шум? Ага, шампанское пьем! Сашок, и ты здесь? Ну-ка плесните и мне
малеха. Подвиньтесь. Петя ловко нырнул в купе. В одно мгновение, он очутился рядом, с Сашей. Прямо напротив, располагалась косящаяся физиономия Тони.
– Какая-то бодяга затеялась. Неправильно скинулись на таможню, есть мнение, – вполголоса, пояснил Петру Саша.
Лицезрев перед собой Петра, Тоня, взвыла пуще прежнего.
– А!!! Пришел! Бог – тебе судья, Ира. А вот с ним, я пить не буду. Нашептал,
что-то Гройзбергу. Взял, якобы на себя, ее мешки, масон чертов! – злость извергалась из бабьего рта вместе со слюной и несвежим запахом. – Умный какой! Герой! А я должна, выходит, за всех платить!
– Да ты че, подруга? Офанарела? Иль белены объелась? – невозмутимо откликнулся
Петр. – За кого ты платишь? Ты за свой взвод чувалов заплатила, который мы же тебе и погружали-разгружали. Что, к женщине-то прицепилась? Выеденного яйца не стоит твое недовольство.
– Ну, погоди! Посмотрите на него! – все еще пыталась искать поддержку аудитории Тоня. – Хитрый какой! Намухлевали они с Иркой и сидят! Нас накололи и сидят с нами же пьют! – Тонькины глаза уже перекосились так, что казалось, смотрели друг на друга.
– Ну, успокойся, Тоня. – совершенно не понимая, как разрядить атмосферу, произнес Толик. – Давайте, лучше, все вместе, выпьем Шампанского.
– Давай – с готовностью поддержал Петр.
– Давайте пейте, и замнем этот кипиш, – закатив глаза, вторил им Саша.
– Я с ним, – пить не буду, – грозно, как будто ставя неразрешимую проблему, высказалась Тоня.
– Пережить такое мне будет нелегко, но я постараюсь. А вы постараетесь, ребята?
Все чокнулись, после чего, пригубили сладкое игристое вино.
Действо задело Тоню за живое. Она, оскорбленная, поднялась с места, и уставившись перекрестным зрением на Петра, выпалила:
– Ты еще меня попомнишь. У меня глаз дурной. Ох, плохо тебе будет! Разоришься ты! – этими словами она решила закончить общение и выкатила свое нелегкое тело из купе.