4. Научное мировоззрение, все в большей мере распространяющееся среди ученых-физиков, астрономов, нейробиологов и других самых разных направлений исследования окружающего мира, от мира суб-суб-атомных частиц до квазаров, нейтронных звезд и черных дыр – центров большинства галактик Вселенной, от открытия клетки растительного и животного мира до исследования и практических экспериментов с мозгом человека и его нервной системы, от нахождения и установления связи гравитации с сознательной мозговой деятельностью человека, с формированием и развитием сознания, – исключает всякую религиозную мистику из осознанной познавательной деятельности отдельного ученого и целых научных сообществ. Достаточно познакомиться с книгами С. Хокинга: «Будущее пространства-времени», " Большое, малое и человеческий разум», «Высший замысел», да и с рядом других публикаций ученых – физиков, нашедших отражение в указанных книгах – Кип С. Торн, Ричард Прайс, Роджер Пенроуз и другие, как становится понятной атмосфера формирования взглядов людей, объединенных общей целью познания окружающего мира. Все они становятся философами и мыслителями. Но в отличие от предшествующих великих и известных мыслителей и философов прошедших эпох, эти люди являются учеными, располагающими самыми последними знаниями о достижениях и открытиях науки.
5. Знакомясь с взглядами известного русского философа и мыслителя Николая Бердяева, прочитывая его «Самопознание», «Смысл истории», – нельзя не проникнуться чувством величия человеческого разума, способного создавать логические и умозрительные построения мира абсолютного духа, несмотря на всю религиозность миросозерцания. Определенный уровень социальной активности позволил Бердяеву познакомиться с реализациями марксистского экономического учения очень близко на практике. При одновременной неосведомленности с научными исследованиями физики первой половины ХХ столетия (которые, кстати сказать, еще не имели достоверной экспериментальной подтвержденности), сложности своего внутреннего характера при значительной самоуглубленности и рефлексии, – все это, достойное сожаления и одновременно уважения, отступает на второй план с его откровением, потрясением, пережитым в период его отрочества и юности: «Пусть я не знаю смысла жизни, но искание смысла уже дает смысл жизни, и я посвящу свою жизнь этому исканию смысла».