Нерон развлекался ночными драками, ходил днём и ночью по лупанарам, возвращался во дворец пьяным. Но когда Магн подавал ему тайно скопированное письмо матери, он мгновенно трезвел и бил кулаками по своей голове, сипло крича:
– Что делать с этой матерью!
Все друзья Нерона, его кабинет министров, то есть, вольноотпущенники думали об одном слове – «убийство». Иного выхода не было, но никто не решался сказать это слово вслух в присутствии Нерона. Одно дело, когда отец или мать убивали своих детей. В этом не было ничего преступного. Тогда как отцеубийство или матереубийство было жутким преступлением. По римскому закону убийцу родителей живого зашивали в мешок вместе с петухом, собакой, змеёй и обезьяной и бросали в море. А имя его предавалось проклятию во всех храмах и оставалось в памяти потомков, как постыдное и позорное, недостойное того, чтобы кто-либо ещё носил имя убийцы в роду.
Но такое убийство было редким явлением, как в прошлой, так и в настоящей жизни великого Рима. Его совершали простолюдины и аристократы, не обличённые государственной властью. А в кровавых спектаклях события всегда развивались в вымышленных городах Ахайи и в других странах эллинов. Простолюдины, то есть «чернь», как их презрительно именовали с древнейших времён писатели-аристократы, были силой, на которую опирались императоры рода Юлиев-Клавдиев. Эта сила могла уничтожить Нерона. А он очень дорожил своей властью, хотя часто говорил, что в любой момент готов ради искусства стать частным человеком.
Когда Нерон начал выступать на сцене в качестве актёра и певца, он, разумеется, исполнял роли трагедийных героев в «чёрных» драмах. А они все были о матереубийцах. Нерон постоянно думал об убийстве своей матери, которая всё более и более пугала его тем, что могла в любой момент броситься в лагерь претория и крикнуть солдатам: «Я дочь Германика! Выполняйте мой приказ!» Нерон был уверен, что рядовые солдаты немедленно подняли бы на щит божественную мать, так как презирали Тегеллина и Фения Руфа, а Германика помнили.
Нерон схватил со стопки дрожащей рукой верхнюю табличку и поднёс к своему лицу, к глазам, не чувствуя, что из его безобразно открытого рта потянулась вниз слюна, а от его потного тела начал исходить тяжёлый, зловонный запах. Он долго вглядывался в строчки слов, но не смог понять смысл текста.