Но сейчас любимая шутка оцарапала душу: Милька в секунду разгадал папину хитрость.
Отец вышагивал прочь от моря. Сухой песок поскрипывал под ступнями.
– Я сейчас, – услышала Оля, и ее ладонь ощутила пустоту. И током, впрок, пронизал безумный страх оттого, что Милька сам теперь решает, когда выскользнуть из ее руки. И ничего нельзя было сделать с этим, только молиться.
Оля молилась несколько раз в жизни – своими словами прося кого-то, чтобы все было хорошо. В адресата она не верила, но были минуты, когда ничего другого не оставалось.
Мальчик бежал обратно к морю, по пояс в котором, разгребая руками серые массы волн, тяжело ходила женщина. Она звала сына, но имя тонуло в гуле шторма. Толпа на берегу густела, и конная полиция уже спешивалась неподалеку.
Полицейские что-то кричали женщине в волнах, говорили в рацию, опрашивали зевак. Какой-то серфингист, в черной полуспущенной коже комбинезона, указывал свободной рукой в сторону мола. Женщина в набрякшей одежде вышла из волн и без сил опустилась на линии прибоя. И Олег обмер, потому что узнал ее.
Этим утром они переезжали в другую гостиницу. Милька, груженный своим рюкзачком, катил мяч по горбатой дорожке вдоль домов – и наткнулся-таки на людей. Женщина, ловко выставив руку, спружинила столкновение.
– Сорри! – крикнул Олег и добавил по другому адресу: – Милька, получишь по шее!
Женщина улыбнулась, растянув кожу на скуластом лице, и показала большой палец: все в порядке. До смешного похожий на нее мальчишка – та же веснушчатая порода, длинная кость и скулы – метнулся вбок и догнал ускакавший мячик. Ловко развернувшись, в одно касание, он отпасовал его Мильке, но тот ударился о столбик ограды и снова ускакал прочь. Теперь уже женщина крикнула что-то укоризненное своему сыну, а Олег симметричным движением показал большой палец – и все рассмеялись.
Сейчас, в набухшем водой платье, она сидела на линии прибоя и невидящим взглядом обводила стоящих вокруг. Олег еще раз обшарил взглядом пляж: глаза уже знали, кого искать. Но долговязого мальчишки не было нигде.
Оля молча ткнулась лицом в мужнино плечо.
Милька тоже узнал женщину и стоял теперь, словно окаменев, но чувства разом впечатывали все: огненный порез заката под тучкой, резкий крик чайки, женщину на песке, сморщенный, полоскаемый прибоем подол ее платья, полицейского, буквы на шевроне, равнодушный взгляд коня, повернувшего голову к морю, бурчащий чужим языком звук рации… Новый крик чайки закольцевал растянувшееся мгновение.