– Я, – слезы перестали катиться по его щекам, – Я все время хотел в Москве побывать, в Мавзолей сходить, Ленина увидеть. И в Ленинграде.
– Ну, так я Богу и скажу: «Хочу, мол, чтобы Серега, пока всю страну не объездит, тут, у нас в раю, не появлялся». А ты, Степаха, чего хочешь? Степан, ты что молчишь? Степа!
Степан приподнял веки, чуть слышно произнес:
– Я, брат, раньше тебя Бога увижу, – и стал медленно оседать.
– Степа, не надо, не умирай! Ты не можешь нас бросить! Степка-а-а!
Над горизонтом поднимается солнце. Очкастый офицер подходит к реке. Двое из четверых русских дожили до рассвета.
– Выходить на берег, – командует немец.
Константин выходит. Натягивает мокрую одежду. Тщетно пытается согреться. Заходит в барак. Кто-то протягивает ему флягу. Делает глоток, другой, третий. Жидкость обжигает, приятным теплом разливается по жилам. Проваливается в небытие. Кто-то толкает его в бок, тормошит за плечи:
– Коська, вставай. Да подымайся же. Опоздаем на построение.
Возвращаются в барак. Доходит до соломы и снова проваливается. Кажется, его лихорадит.
* * *
Веселое солнце играет со мной в прятки. Оно то прячется в листве деревьев, то выглядывает из-за нее озорным лучом. Я ловлю солнечных зайчиков маленьким зеркальцем.
– Пру-у-у, – дед натягивает вожжи и снимает меня с телеги. Ставит на поляну в огромную траву.
В траве своя жизнь. Вот, сверкнув голубыми крылышками, прыгает кузнечик. Какая-то букашка смешно сучит лапками, пробираясь в цветок клевера. А какие красивые бабочки! А цветы! С листа шалфея снимаю божью коровку и зажимаю в руке.
– Деда, угадай, что у меня в кулачке?
Дед изображает сосредоточенное раздумье.
– Наверное, ты нашла изумруд, который белка обронила?