Сидеть у камина и смотреть на пляшущие языки огня – расхотелось. И настроение упало, почему-то, и слабость накатила. По комнате, словно ледяной сквознячок пробежал, заставив меня зябко поёжиться. Вдоль позвоночника, словно, кто-то большой провёл морозной шершавой ладонью, и я почувствовал, что продрог. Странно. Сидеть рядом с жарко растопленным камином и мёрзнуть – это, ещё, умудриться надо. А я умудрился. Наверное, заболел. И дёрнуло меня на террасе ливнем любоваться! Вот и простыл. Наверное, у меня температура. Вот и чудятся женщины всякие в окне. Надо принять парацетамол, и – в постель. А утро вечера мудренее, как говорится. Если завтра не пройдёт простуда, вызову Игнатьича, доктора своего. Пусть лечит. Не бесплатно, конечно, но, зато, не страшно, что что-то не то пропишет. Ему такого денежного клиента, как я, терять не с руки. Будет стараться.
Чувствуя, как силы утекают, словно вода сквозь пальцы, я, на слабеющих ногах, прошёл в спальную и, порывшись в ящике прикроватной тумбочки, отыскал в куче лекарств коробку парацетамола. В другое время, вытащить из коробочки блистер и выдавить из него таблетку, было бы делом одной минуты. Но, сейчас, руки тряслись, в глазах плыло, и блистер никак не удавалось подцепить слабеющими пальцами. Наконец, мне это удалось. Первая таблетка выпала и закатилась под кровать. Вторая – упала на постель и затерялась в складках одеяла. Третью, последнюю, я доставал с осторожностью, словно хрупкую и невероятно ценную вещь, и сразу запихнул в рот.
На тумбочке постоянно стояла бутылочка боржоми. Не та, пластиковая, которые в превеликом количестве стоят на полках магазинов и имеют отдалённое родство с минеральной водой из Грузии, а настоящая, в стеклянной бутылке с металлической пробкой, обклеенной акцизом. Я оглянулся на неё, но, чувствуя, как силы с неимоверной скоростью покидают моё дряхлое тело, отмахнулся и проглотил таблетку насухую. Под пуховым одеялом, наконец, удалось согреться, и я провалился в тяжёлый, выматывающий сон без сновидений.
Тонкий, почти на уровне ультразвука, писк зуммера заставил меня открыть глаза. Красная шкала синхронизатора побежала по панели, отбрасывая на стенки капсулы багровые отблески, что в общем полумраке лаборатории создавало зловещую атмосферу. Я сел, предсказуемо ударившись лбом о край, не до конца отодвинутой, крышки и зашипел от боли.