– Да, конечно. Огоньку?
Абердин молча достал бронзовый портсигар и закурил. Когда машина припарковалась возле ресторана, Лино не сразу вышел из авто, а неторопливо докурил, сделал несколько глубоких вдохов, улыбнулся водителю, протянул ему купюру и пожал руку.
Здание ресторана изнутри так привычно сверкало золотом и хрусталём настолько, что уже начинало казаться дешёвой пародией истинной красоты и эстетики архитектуры. Звон блюд и шум счастливых голосов приглушал неумолимый голос мыслей. За круглыми столами с бархатными скатертями сидели девушки в шёлковых платьях, мужчины в костюмах и изредка дети, похожие на выставочных породистых собачек.Лино приземлился за роялем, повернул к себе микрофон и негромким голосом привлёк к себе внимание.
– Леди и джентльмены, сегодня для вас играю я, Абердин Лино.
Зал умолк и приковал своё внимание к артисту. Почти весь свет выключили, оставив людей в комфортном полумраке.
– Я желаю вам всем приятного вечера.
Владелец ресторации настаивал на исполнении ноктюрнов Шопена, неизвестно почему. Лино достал из кармана пиджака салфетку и протёр ей клавиатуру. Затем неторопливо, чувственно вкушая , он прикоснулся к клавишам, погладил их, беззвучно понажимал. Сосредоточившись и расслабившись, пианист сыграл первый аккорд мягким касанием полупрямых пальцев. Музыка полилась вслед за темпом дыхания, так же естественно, как и само дыхание. Каждое движение было таким плавным и простым. Звучание не останавливалось ни на секунду – даже в молчании.
Наконец, через несколько проигранных композиций, мужчина почувствовал желание сделать перерыв и вышел на крыльцо ресторана.
Вслед за ним на улицу вышла миниатюрная леди с большими глубоко посаженными глазами и широким ртом – в своём маленьком чёрном платье она чем-то напоминала бракованную фарфоровую куклу. На тоненькой шее красовался аккуратное серебряное украшение. Она облокотилась на стену, положила на пухлые губы сигарету и чиркнула зажигалкой.
– Я давно слежу за Вашим творчеством, Лино.
Лино обернулся.
– Мне приятно слышать это. Чем оно вас цепляет?
– Разве я сказала, что она меня цепляет? – девушка рассмеялась. Её улыбка обнажила все тридцать два зуба. – Шучу, простите. Пожалуй, тем, что Вы играете такую простую и знаменитую музыку, которую я слышала тысячи раз в различных руках. Но только в ваших руках я почувствовала ту тонкую нить, ради которой музыка есть.