Всплеснув руками, Докуней Кузьмич с маху сел в снег, а Эдик Комодыров пошагал дальше за своим товаром, насвистывая все ту же самую мелодию.
– Сор! Ты сам негодный сор! – выбираясь из снега, бормотал Докуней Кузьмич. – Ты гляди-ка, гордый какой… Хвастун!
Напрочь позабыв, куда он направлялся, Докуней Кузьмич повернул домой.
– Как быстро! – порядочно удивилась ему Лукерья Софроновна. – Ты колол оленя, нет ли? Где мясо?
Докуней Кузьмич сказал, что у него болит брюхо, и потому ему надо пить калакушечку.
– Ты колол оленя, тебе говорю?!
– Почти что забыл…
– Господи горолей, ко́рокой, как ты забыл! Как ты без мяса пойдёшь к Улияне Парфентемне родниться? Пошёл оленя колоть – вернулся пить калакушечку! Стэрам твоя калакушка!
– Зато браво пахнет!
– Бэраво пахнет! Пей тогда вино, раз уже бурюхо болит…
– Они говорят, хлеб да соль надо… – увидев на столе свежеиспечённые улоны, сказал Докуней Кузьмич.
– Со-оль? – крайне изумилась Лукерья Софроновна. – Олени, или что ли – соль? Кто тебе говорил хлеб да соль?
– Почти что не знай… Хлеб да соль, говорят…
– Хлеб мангазинский, поди-ка, надо? Где я тебе возьму мангазинский хлеб!
– Это – не хлеб? – кивнул головой Докуней Кузьмич на стопку улонов.
– Тогда соли нету… Маленько было – я тесто посолил. К Фёкле ходили – надо было купить соль, я совсем забыл…
– Ладно, я сам скажу, что ты тесто посолил…
В это самое время Пётр Петрович, пребывая в благодушном настроении, возлежал на диване у себя дома, смотрел журналы «Крокодил», похохатывал, а Ульяна Парфентьевна стряпала его любимые морковные пирожки, довольная тем, что после охоты мужик не шарится по деревне с бутылкой в кармане, как некоторые другие… На всякий случай, чтобы Пётр Петрович не улизнул куда, толкнула его обутки под половицу. Она уже выгребла клюкой угли в чугунок – пирожки растронулись, и надо было первые листики садить в печь, как во дворе залаяла собака. Ульяна Парфентьевна выглянула в окно.
– О, господи, оленеводы пьяные тащатся! Сюда бы не забрели…
Пётр Петрович отложил журнал.
– Кто?
– Да Докуней с Лукерьей. Так и есть, сюда волокутся!
– Ой, гони их, Уля, гони! – всполошился Пётр Петрович. – Скажи, меня нету дома! В лесу, скажи, он!
Но Ульяну Парфентьевну ни о чём не надо было просить. Им что, оленеводам, нагуляются и уедут опять в лес, а тут за своим смотри да смотри! Втайне опасаясь, не с бутылкой ли идут незваные гости, не сомустили бы мужика, подхватив чугуно́к с углями, не выпуская из рук клюки, она вышла на крыльцо.