И не вырваться сердцу наружу,
а к тебе по следам не дойдешь!
Смыто все. Серый воздух забудут
(крепко заперт небесной плитой) .
Но гроза гулким взрывом разрубит
горечь муки, любовный застой.
Через время в разорванных тучах
вспыхнет свет сквозь потоки воды.
Напоённой земле, мокрым сучьям
дарят сорванный запах сады.
Этот привкус дождя не забыть.
Этот город гнусав и простужен.
Только просится сердцу наружу —
за свинцовыми тучами плыть.
Судьба сложила карты
и подвела черту.
И не спросить: "Ну, как ты?"
Целуешь, но не ту…
У близости есть грани,
и их не перейти.
Мы как чужие стали,
сквозь стены нет пути.
А губы так устали
шептать, что время – зло.
Часы из крепкой стали
с небьющимся стеклом.
Теперь и ты узнаешь,
что жизнь свою вяжу
ромашками из мая —
то «да», то «нет» скажу…
Если я от тебя убегу, подлеца,
далеко… Пусть не в лодке, а вплавь,
Ты догонишь меня, где уста мудреца
тихо шепчут: «Не любишь – оставь»?
Если я сквозь унылых людей проберусь,
их слова, осужденья и злость,
ты спасешь меня? Сложно совсем? Ну и пусть!
У меня – тоже сердце, не кость!
Если я потеряю надёжных друзей
и в квартире останусь одна,
ты приедешь ко мне в мой пустой Колизей
и увидишь в проёме окна?
Как я рада тебе – на пороге стоишь,
хмуря брови, букет не даря.
И, не глядя в глаза, мне твердишь:
«Это – жизнь!»,
навсегда из любви уходя…
Мне бы просто хотелось
(за нескромность простите)
целовать ваше тело
в каждом городе-сitу.
Если б только сказали
(простите за наглость:
«не люби ты глазами,
прикрепи ты гвоздями!»
Я бы, сидя напротив,
улыбнулась, и в шутку,
поцелуй попросив,
увела б на минутку.
На счастье тебе медовой халвы,
свекольным расписанной соком,
в заснеженных шапках, сквозь окна, холмы
и кошку, прильнувшую боком.
Засвеченных фото с кусочками сна,
и песен-рассказов о прошлом-былом,
и стол со скатеркой из вечного льна,
и сердце, стучащее только о том,
что любят тебя, и ждёт тебя дом!
Послушай, не плачь, напротив сидящий!
Не сердца палач я. Ты – просто смотрящий.
У нас нет ни дома, ни даже ночлега.
Ты – будто истома, я – словно калека.
Спасаешь от боли, к себе прижимая…
Наши минуты, застрявшие в мае,
стираю. Останется память об этом,
в жестоком июне, лучами согретом.
Нам вместе не быть – у меня есть запреты.
От боли завыть, намотать километры…
Машина спешит. Сто двадцать четыре…