Они ещё кое-что порешали по поводу отъезда в Петербург, назначили дату, постановили откладывать деньги. От отца, согласились, ждать нечего. На несколько месяцев Платон наймётся к зажиточному крестьянину Трошке, – как звала его мать, потому что хозяйство-то он сколотил, а вот считать так и не выучился. Давно он звал к себе Платона счетоводом и писарем, только вот отец не пускал. А теперь нет, не удержит никто Платона: не мытьем так катаньем возьмёт он своё. Пусть для этого придётся даже лгать отцу, – по сути дела, не впервой уже…
Мать сидела торжествующая, лаская в голове собственные мысли. На губах её играла еле заметная улыбка; глаза смотрели в будущее. Платон не мог прочитать этих мыслей, а думала она примерно следующее: «Пусть мой сын сделает то, чего никогда не смогла бы добиться я сама!» И разве можно было осуждать её за эти мысли?
По окончании разговора мать вдруг сама вернулась к самому первому вопросу Платона.
– Я не хожу в храм, потому что, знаешь, человек может быть высокоморальным и без церкви. Всë зависит от каждого конкретного человека, от его способности относиться к окружающим. Если человек сможет заложить в себя самого твёрдое убеждение, что все люди – равны, то он никогда не посягнёт ни на чьё достоинство. В храме тебе будут много говорить о послушании и смирении. Но эта доктрина не выдерживает никакой критики в глазах передового человека. Можно и нужно сделать так, чтобы больше никто никого не обижал. Например, иногда мужчина плохо обходится с женщиной, и это оттого лишь, что она – женщина, хотя по уму и интуиции может быть даже развитее его. Разве это правильно? Женщине нужно давать свободу устраивать всë так, как она видит, – тогда в мире будет меньше обид и потрясений.
В храме, конечно, красиво: всë блестит, пахнет вкусно. Но не знаю, насколько всë это имеет силу: венчанные расстаются, детей бросают. А сколько убийц ходит с крестами на шее? И что, одной лишь исповедью можно смыть весь этот позор и преступления? А вот человек, который сам себе дал четкую установку, что можно, а чего нельзя, – тот никогда не переступит через позорную черту…
Мать резко замолчала, потому что из сеней раздались тяжёлые шаги отца, сбивающего снег с обуви. Платон, послушав мать, подавил в себе любопытство вместе со всеми пойти в храм. По сути, мама была права: современные христиане творили такое, что стыдно становилось за веру, и сама вера подвергалась пересмотру. Он решил, что да, он просто будет добросовестным человеком, – и с этим сможет вполне счастливо прожить.