– Шахрай-атакай подмигнул Великому, а тот – львам.
– И что же, львы поняли его?
– Выходит, да.
– Как же это?
– Львы-то обученные. Великий жрец с Шахрай-атакаем, видать, заранее обо всём сговорились. Ты что же, ничего не заметил?
– Нет, не заметил… А ты знаешь, что сыновья Едигера туранкой рождены? Так что нами теперь туранцы командовать будут. Сколько уж лет шахзада Бахрам провёл у тюрков?
– У тюрков или у сарматов?
– Эти народы на одном языке говорят. Если Шахрай-атакай не врёт, они будто бы объединяются теперь, чтобы вместе на Рим двинуться.
– От этих всего ждать можно. Знаешь, Шёлковый путь теперь тоже в их руках.
– А я слышал, китайцы разгромили этих тюрков, называвших себя унуками.
– Степняков этих даже сам Великий Кир одолеть не смог.
– А жаль, что шахиншах Бахрам Сафуру-бике свою не привёз, дочь сарматского хана. Так, кажется, Шахрай-атакай называл её? Говорит, что она уж очень хороша собой.
– Да она, вроде, за Мангук-хана вышла?
– Не горюй, шахиншах наш, небось, не с пустыми руками приехал. К собачьему хвосту какая-нибудь колючка обязательно прицепится. Я слышал, он к нам с дочкой варварского короля какого-то пожаловал. Люди видели: красота, каких свет не видывал.
– Выходит, свадьба у нас скоро. Новоиспечённый шахиншах наш женится.
Жрец, похоже, собирался на этом закончить разговор, но собеседник его не унимался:
– Ты только погляди на Шахрая-атакая, каким гоголем расхаживает вокруг шахиншаха! Можно подумать, сам шахиншахом заделался!
– Не иначе, как в духовные отцы к нему метит. А ведь Едигера, отца его, они с Великим и порешили.
– Много болтаешь, уйми язык-то! У тебя что же, две жизни?
– Две не две, а всё же правду в мешке не утаишь. Правда – стрела, да кому ж она мила? – Это ты хочешь сказать?
К сожалению, Бахрам-шахиншах не слышал их разговора, иначе жреца Шахрая и на порог к себе не пустил бы.
А Великий жрец Тахамтан в это время праздновал победу. Он был очень доволен собой и чувствовал себя всемогущим. Это он приказал убить строптивого шахиншаха Едигера, вздумавшего истребить его сторонников в Фарузе; он же посадил на иранский трон сына его – шахзаду Бахрама.
Не прошло и месяца, как молодой шахиншах выступил на майдане перед своим народом. Осудив политику отца, он сумел примириться с аристократией и придворными сановниками, пойдя им на уступки. Дехканам уменьшил налоги. Его речь быстро распространилась по всей стране, и шахиншах Иранской империи Бахрам вошёл в историю как заботливый и справедливый правитель.